— Но она может стать последней, — не согласился с ним Директор. — Если он снова потерпит поражение, это окончательно разрушит его репутацию в глазах старейшин. Они ведь всё видят — с шурави взаимодействовать выгодно, а ещё за ними военная сила. А что есть у Масуда? Череда поражений, вынужденные отступления и сокращение снабжения. Это значит, что колеблющихся родов станет гораздо больше. Но всё зависит от того, как сработает армия. Масуд не дурак — он понимает, что на кону, поэтому будет биться до последнего.
— Ну и хрен с ним, — махнул рукой Геннадий. — Он уже не так важен, как год или два года назад. Уже заходят осторожные разговоры о провинциях Парван и Баглан — путь к этим узлам сопротивления почти открыт, а сами они уже ослаблены прерыванием цепей поставок.
— Рановато они… — покачал головой Директор.
— Так или иначе, но как пройдёт операция, снова начнётся наша работа, — сказал Орлов. — Будем ездить по колеблющимся кишлакам и привозить щедрые дары.
— Как обычно, — пожал плечами Директор. — А с лояльными кишлаками всё по-прежнему?
— Конечно! — кивнул Геннадий. — Схема до сих пор работает! Правда, теперь этим полностью занимается Саид…
— И это правильно, — улыбнулся Директор. — У него есть подробные инструкции, что и как делать, чтобы старейшины оставались лояльными. Это маленький, но важный шажок в сторону «афганизации» этой войны…
— Прямо так и хочешь, чтобы мы отсюда ушли? — спросил Орлов.
— Это мероприятие обходится казне слишком дорого, — ответил Директор и тяжело вздохнул. — Вместо того чтобы вкладывать все эти деньги во что-то полезное, мы вливаем их в войну. Кому-то от этого, может и хорошо, например, американцам, но нам всем очень плохо.
— Кстати, насчёт «плохо», — вспомнил что-то Геннадий. — Я вступил в переписку с Митрохиным — начинаю аккуратно обхаживать его, под предлогом написания исторической работы о нашей организации. Через пару месяцев, если удастся наладить с ним контакт, запрошу отпуск.
— А ты, действительно, что-то пишешь? — поинтересовался Директор.
— Ещё как! — улыбнулся Орлов. — Всё серьёзно — к легенде я подошёл с полной ответственностью. Да и на Митрохина я вышел через своего учителя, который с ним знаком — он-то и дал мне его адрес. С этой стороны не подкопаться.
— Надо действовать очень осторожно, — предупредил его Директор. — Если сможешь попасть к нему на дачу — считай, всё, попался, голубчик. Что, кстати, с контрразведкой?
— Да всё с ней нормально, — кивнул Геннадий. — Перевод будет, хотя Гаськов недоволен и не хочет. Придётся где-то полгода поработать и меня переведут в Москву. И если то, что ты сказал о Митрохине, не галлюцинации, то всё может случиться даже раньше.
Возможно, это выглядит понижением — перевод в Следственный отдел КГБ, но не с теми сведениями, которыми он владеет. Это может послужить трамплином, если у него получится правильно реализовать переданные Директором данные…
— Идём обратно, а то перекур затянулся и холодно, — сказал Директор.
* Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 6 декабря 198 5 года*
— Что ж, это неплохо… — произнёс Владимир. — Но вот мерзавцы…
— Люди без чести, — пожал плечами Саид. — И им осталось жить очень недолго.
Была выявлена ещё одна группа нездоровых людей, трудившихся в 7-м управлении.
«Маньяки — Чикатило нервно покурит в сторонке», — подумал Владимир. — «Да их стрелять надо, как собак!»
За этими людьми начали наблюдать после Великой Жатвы — были замечены ключевые признаки, интересовавшие Директора.
Выбраковка слабых в 7-м управлении затянулась, потому что кадровый состав там оказался очень непростым, а задача очень сложной.
«Как понять, кто больной, а кто придуривается⁈» — спросил себя Директор.
Работа, пусть и медленно, но идёт — время от времени некоторые бывшие сотрудники 7-го управления, в конце концов, срываются и решаются на что-то противоправное, их заблаговременно ловят, потому что за каждым из них негласно, но внимательно следят, а потом они оказываются в тюрьме. А дальше следствие, суд, поднятие былых дел во время службы в 7-м управлении, и суровый, но справедливый приговор.
Директор настоял на том, чтобы судебные процессы шли публично, с подробным освещением — народ должен увидеть, что ошибка, пусть и официально не признана, но исправляется, и палачи сами становятся жертвами.
— Теперь к Паси-Шахи-Мардану, — произнёс он, закрывая папку.
Этот кишлак находится в глубине Панджшерского ущелья и является стратегически важным, потому что разместился в месте, где в Панджшер врезается ущелье, ведущее в долину Зарие и в долину Макани.
В этих долинах массово выращивают опиумный мак, являющийся немаловажным источником средств для душманов, поэтому Шах Масуд просто не мог позволить, чтобы и этот кишлак был безбожно и безблагодатно куплен шайтанами-шурави.
В связи с этим обстоятельством, он был вынужден разместить около кишлака свои войска — решение так себе, потому что являет собой демонстрацию слабости и неуверенности, но иначе он не может.
Он не может бурить скважины, не может обеспечить кишлак электричеством, не может обеспечить «товарное изобилие», которое легко обеспечивают торговцы из Кабула и Баграма…
«Товарное изобилие» — это просто небольшие дотации торговцам, чтобы они продавали в кишлаках товары народного потребления по существенной скидке, делая их доступнее племенным жителям.
Зачем им теперь поддерживать Ахмада, раз он не может дать им уровень жизни, уже предлагаемый шурави? В конце концов, они не лезут в дела родов и дают всё это будто бы безвозмездно или почти бесплатно…
Это перевело противостояние в Панджшере на инфраструктурный уровень, на котором Ахмад Шах Масуд победить просто не в состоянии. И единственное, что он может предложить — это страх.
Старейшин и мулл колеблющихся кишлаков запугивают, берут у них заложников, держат рядом с кишлаками отряды душманов — это тоже стратегия, но работать она может очень недолго.
«Шах Масуд, решая эту проблему тактически, подготавливает для себя стратегическое поражение», — подумал Директор. — «Скоро он превратится в настоящего басмача — лишится народной поддержки и, в конце концов, будет вынужден бежать в соседние провинции, тщетно надеясь на скорый реванш».
— Мы, пока что, не можем туда добраться,