Возле бомжей стояли трое мужчин в гражданской одежде и с ними двое патрульных. Ещё трое полицейских в форме дежурили метрах в тридцати справа на краю поляны, не пропуская случайных прохожих с той стороны парка. Шестой — с капитанскими погонами — сидел на пассажирском месте ближней машины, положив на колени пятнадцатый АК[2], и записывал что-то в блокнот.
— Давайте паспорт, — потребовал лейтенант и, забрав мой документ, направился к машине, в которой сидел полицейский.
Через пять минут опер вернулся с листком бумаги и, отдав мне паспорт, сделал приглашающий жест.
— Пойдёмте, Алексей Михайлович. Нам нужно провести личный досмотр.
— Тех бомжей? — я убрал документ в сумку и посмотрел в сторону обозначенных кадров. — А они-то каким боком к этому трупу?
— Спали в тех кустах, когда мы приехали, — лейтенант кивнул налево в сторону зарослей. — Стали опрашивать, а один несёт какую-то чушь.
— Может, белая горячка? — хмыкнул я, направляясь за оперативником к дереву. — У них же она перманентно.
— Если бы… — лейтенант вздохнул, и в этот момент до меня донеслись слова бомжа — того, что сидел на корточках слева.
— Вот не верите мне, а он и за вами придёт! Увидите, тупоголовые! Одно слово: менты!
Мужик выглядел колоритно. В драной испачканной куртке на голое тело, таких же штанах и одном тапке на босой левой ноге. При этом на правой виднелся драный шерстяной носок, надетый, видимо, для симметрии. Второй бомж выглядел похоже и несло от них преизрядно. Когда подходили к дереву, ветер как раз подул в нашу сторону.
— Вот проспишься, Анисимов, тогда и запишем твои показания, — хмуро произнёс опер, которому на вид было лет сорок или чуть больше. — Книги бы тебе писать, дураку. Такие сюжеты придумываешь.
— Да был он! Вот те истинный крест! — бомж перестал чесать свою грязную голову и, выпучив глаза, коряво перекрестился. — Натуральный демон! Двухметровый, чёрный весь, в капюшоне! И глаза горят как два оранжевых фонаря.
— Как ты глаза разглядел, фантазёр? — хмыкнул второй парень в гражданском. — Утро же было. Какие на хрен глаза?
— Оранжевые! Как у змеи! — Анисимов возмущённо посмотрел на оперативника. — Они ж под капюшоном — в черноте! Я как увидел из кустов — так со страху и обоссался.
— И не только обоссался, — мой провожатый поморщился от нестерпимого запаха и тронул старшего оперативника за плечо. — Василий Данилович, вот привёл второго понятого.
— Отлично! — мужик обернулся, посмотрел на меня и перевел вопросительный взгляд на своего подчиненного.
— Ветров Алексей Михайлович, — подсказал начальнику лейтенант и протянул ему заполненный документ.
Тот пробежал глазами по листку, поднял на меня взгляд и представился:
— Майор Зорин. Зам по розыску. Седьмое УВД.
— Здравствуйте, — я кивнул в ответ. — Мне сказали, что долго оно не продлится.
— Так и есть, — майор обернулся и нашёл взглядом старика, который стоял чуть в стороне и с интересом наблюдал за работой криминалиста с фотографом. — Сейчас вы вместе с Геннадием Николаевичем поприсутствуете при досмотре этих товарищей, — он кивнул на бомжей. — Это и правда недолго.
Передав листок второму оперативнику, майор попросил нас со стариком подойти и направился к бомжам, чем вызвал мое глубокое уважение. Мне почему-то казалось, что досмотр будет проводить встретивший меня лейтенант, но настоящий профессионал не доверит такое молодому сотруднику. Да, от бомжей воняет и вряд ли у них что-то найдется, но тут не учебка. Молодых нужно учить, а не воспитывать.
— Поднимайся! — приказал майор разговорчивому бомжу. — И руки разведи в стороны.
— Да, начальник, — мужик покладисто кивнул, встал и наши с ним взгляды встретились.
— Давай уже, шевелись! — поторопил его Зорин, и в следующий миг произошло странное.
Глаза у Анисимова почернели. Он шагнул вперёд, схватил меня за руку и плаксиво запричитал:
— Ну хоть ты им скажи, что он придёт и всех убьёт! Ты же с виду нормальный!
М-да… Я никогда не жаловался на скорость реакции. Даже после ранения, госпиталя и долгой реабилитации, все оставалось по-прежнему. Вот только убрать руку или оттолкнуть бомжа я не смог. Тело стало словно бы ватным, а в голове зазвучали странные звуки, похожие на сбивчивый шепот. В тот момент, когда бомж схватил за руку, Мое запястье словно сдавило в раскаленных тисках. Кожу обожгло и одновременно с этим чудовищно заболели раны. Жар мгновенно поднялся до локтя, а потом предплечье заледенело. Стало трудно дышать, перед глазами на миг потемнело.
— А ну назад! –в себя меня привёл резкий окрик майора. Зорин отшвырнул бомжа к дереву и, придержав меня за руку, уточнил: — Что с вами⁈ Плохо⁈
— А хрен его знает, — тяжело дыша, прошептал я и, вытерев со лба пот, пояснил: — Последствия болезни. Так иногда бывает…
На самом деле такого со мной ни разу не было, но не говорить же майору о черных глазах и горячечном шепоте. К слову, на предплечье и запястье никаких следов не осталось. Глаза у бомжа снова стали нормальными, но раны еще продолжали болеть. В голове шумело, хотя никакого шепота я уже не слышал.
Боль потихоньку отступала, дышать стало легче, но что опять не так с моим организмом⁈ Не хватало ещё загреметь в какую-нибудь психушку. Десять дней назад закончилась реабилитация, ходить начал нормально, а тут такая херня…
— Давайте я позову врача? — предложил стоящий позади лейтенант.
— Нет, не нужно, — я покачал головой. — Говорю же — бывает.
— Хорошо, — майор кивнул и, переведя взгляд на бомжа, рявкнул: — Руки развёл! И только попробуй мне дернуться.
Обыск длился пару минут, и все это время я пытался понять, чего же мне не хватает? Мало того, что боль прошла как-то удивительно быстро, так ещё и появилось какое-то странное чувство, очень похожее на голод. При этом ни есть, ни пить мне совсем не хотелось, но внутри что-то тянуло. И ещё во всем организме появилась странная легкость, слегка изменились зрение и обоняние. Предметы вокруг добавили объема и четкости, добавилось запахов, но они стали терпимее. Вонь от бомжей не воспринималась