Из Иванишина просто рекой пёрла ненависть через хрип, через стоны он продолжал давить мне на горло:
— Василевский же рта не закрывал какая ты расчудесная да верная, и про дочку свою как идиот всем уши прожужжал. Хотел затмить ему небо, чтоб прям с овчинку стало, чтоб сдох от горя! Оказалось проще простого, через тебя, дуру ревнивую.
Ты знаешь, что это такое, когда смотришь на чужой счастливый брак? Вот скажи, что в тебе такого? Почему он так уцепился. За тебя? Ты же толстая, ростом маленькая, волосы как у ведьмы густые и кудрявые. Косметики почти ноль. Обычная сиськастая баба.
Я продолжала бороться. Неизвестно откуда у меня брались силы, я чувствовала, что раздираю его рубашку на плечах, пуговицы давно с хрустом осыпались, мне мешала его гипсовая твёрдая повязка, упирающаяся в руль. Моя машина сигналила благим матом, вероятно, заклинило сигнал. Иванишин диким зверем рычал в лицо:
— Если бы ты знала, как мне хотелось снести башку тому ослу с розовыми бантиками в ушах, что тащил вашу свадебную карету на торте?! Я же тогда уже знал, что Ваньке повезло, а мне с Викой нет. Ты, дура из Сибири, валенок с университетским образованием вытянула мужика в директора, а я с баблом и красоткой из светского бомонда остался у корыта и даже дитё не родил!
И вдруг всё стихло на секунду. Я закашлялась, утирала разбитый рот, наблюдая, как со свистом отлетел Иванишин на асфальт, как Иван махал кулаками с разворота. Кстати, откуда здесь мой муж. Малиновый, психованный, он ослеп от ярости и месил Иванишина в песок, в тесто.
Я вылезла из- за руля, кашляла, тёрла шею. Откуда то издалека слышна была полицейская сирена. Белобрысая уже не орала, просто серой молью скукожилась возле кучи говна, в которую превратил Иванишина мой Иван. Я со знанием дела обошла свою машину. Ну да. Крепко ей досталось. Почувствовала, как Иван обнял меня со спины:
— Вот что с тобой делать, Элеонора. Любишь ты боевые сцены. Сейчас повезут тебя в тюрьму, с эскортом и в наручниках.
— Правда? — я растерялась, скосив глаза на полицейскую машину, вставшую неподалёку.
— Ладно уж, думаю, хозяин бэхи к тебе не в претензии, — Иван тряхнул за шиворот бывшего друга, доползшего до своей убитой машины: — Иванишин, ты в претензии?
Тот огрызнулся, Иван повернулся ко мне:
— Больше так не делай, Элеонора. Не женское это дело с мужиками в рукопашную идти.
— Смотря кто на что учился. Кто-то по столам прыгает, кто-то свою честь защищает.
— Тссс, — Иван приложил палец к губам, — Защитница. Сейчас такси вызову, домой поедешь.
— А ты?
— С полицией разберусь и тоже приеду.
— Кстати, откуда ты взялся, Василевский.
— Вечером вчера вот за этим уродом мотался, спрашивал, почём цветочки. А с утра от юристов не вылезал. Проверял бумаги по Иванишину, давно на меня готовился поклёп, я всё не знал, откуда ноги растут. Вчера понял.
— Это ты так его? — посмотрела на Виктора. Да уж, ему было не позавидовать. Что сам, что машина — оба всмятку.
Иван наклонился ко мне:
— Скажи, когда ты успела завербовать мою секретаршу? Она заявление на увольнение написала, сказала, что разочаровалась во мне. Ну и слово за слово. я понял, где тебя искать.
Я хотела ещё что то спросить, сказать, но тут подъехало такси, да и полиция не собиралась ждать, Иван меня посадил в машину,
— Езжай, отдыхай. Машу из садика сам заберу. — ткнулся губами мне в висок: — Люблю тебя.
Глава 25
Смотрела на Новогоднюю ёлку. Критично ползала по игрушкам глазами, чего-то не хватало. Пушистик скакал мелким бесом, гоняясь за искорками на дождике, свисающем с пушистых лапок.
Оглянулась на стол позади себя. Куча коробок с подарками в разноцветной фольге и все для Маши. Ползала на коленках, стараясь расставить их покрасивее под ёлочкой. Представляла, как моя доченька будет распаковывать их и шуршать обёртками, как будет радоваться.
До Нового года оставалось ещё два дня, дом уже был весь как сказочный замок. Иван нанял недешёвого дизайнера, всё было на потребу подрастающей королеве — Маше. Всё светилось, сияло, сверкало.
Дочь с Ириной, нашей домработницей возились с имбирными печеньями на кухне, по всем комнатам разносился волшебный аромат патоки и корицы, специев и, скажу по секрету, для меня это было жутким испытанием.
Я была беременна, но этот секрет собиралась сделать подарком для Ивана в новогоднюю ночь. Знала, что муж подарит мне бриллианты, и вот, своим подарком решила сообщить ему о беременности.
Срок был не маленький, полных три месяца, но мои формы отлично скрывали мою волшебную новость. Сначала я помалкивала и не говорила Ивану, всё не подворачивалось романтичного момента. У нас тянулись суды, Иванишин, которого знатно покалечил Иван всё таскался по судам, требуя компенсации на лечение. Иван не уступал из принципа, собираясь докалечить Виктора в отместку за то, что он сделал с нашей семьёй. Пережив всё это между собой мы с мужем больше не поднимали эту тему. Я старалась забыть всю ту грязь, в которой чуть не утонуло моё счастье. Иван не собирался забывать ничего и планомерно стирал в порошок обоих: и Иванишина и его Лилю.
Я для новогодней ночи купила трикотажное платье, хорошо обрисовавыющее фигуру. Оно тоже лежало в коробке, только я её ещё не обтянула в новогоднюю фольгу. Представляла себе, как получу от мужа подарок, как в ответ вручу ему вот эту, свою, с платьем. Как он удивится, вынув чёрную тряпку. Я надену платье и он увидит округлившийся живот, сразу сообразит в чём дело.
Так воодушевилась своими фантазиями, не выдержала, вытащила платье из коробки. Крадучись оглянулась, сбросила домашний фланелевый костюм, надела платье. Огладила себя руками, покрутилась, ощущая приятное прилегание ткани. Прислушалась к себе, малыш ещё ни разу не шевельнулся, но я знала, ещё неделю, две и я почувствую, как чья то маленькая пяточка начнёт осаживать мои печёнки изнутри. УЗИ показало мальчика, я знала, Иван будет счастлив.
Смотрела на себя в отражении окна, чернеющего зимним вечером. Там, на улице бушевала зима, мело. Фонарь то и дело мигал жёлтой луной, дёргаясь светом в порывах морозного ветра. В тёмных стёклах отражалась моя фигура в профиль. Затянутая в чёрный трикотаж,