Муж разве что только не топал ногами, всё ещё пытаясь не разбудить дочь и не испугать её. Сменил тему:
— Что ты делала в моём кабинете, сумасшедшая? Что ты там искала? Почему открыт сейф, я тебя спрашиваю!
— Потому, что мне нужны были документы.
— Твою мать, Элеонора, да у тебя реально куриные мозги! Почему ты его не закрыла? Там хранятся сумасшедшей ценности бумаги, а у нас в доме куча постороннего народу!
— Не ори на меня! Скажи спасибо, что я не подожгла твои бумаги.
— Я доверял тебе, Элеонора, ты всегда была умной женщиной, но чтоб сотворить такое… Ты рехнулась.
— Да, рехнулась. В тот момент, когда отец моей дочери рассматривал трусы своей секретарши.
— Я не рассматривал её трусы!
— Твоя белобрысая девка была без трусов? Кто бы сомневался!
Мой муж кривил губы, сжимал кулаки:
— Да успокойся ты уже, придумала какую то чушь и устроила спектакль.
— Василевский, можешь передарить ей моё обручальное кольцо. Мне не жалко. Твоя крыса привыкла подбирать чужое, будет рада подарку!
— Ты сама понимаешь, что говоришь?
— Да, а ты?
— Так, успокойся. Сядь и скажи, чего ты добиваешься.
— Развода!
Глава 8
— Так, успокойся. Сядь и скажи, чего ты добиваешься.
— Развода!
— Элеонора, ты сейчас делаешь глупость. Ну, вспылила, понятно, ты истеричка. Лучше открой статистику и посмотри как живут разведённые женщины. Ты не привыкла к той жизни.
— Теперь это не твоя забота, Василевский. Я взрослая и самостоятельная. Найду работу, плюс твои алименты, нам с Машей хватит.
— Я не собираюсь ограничивать тебя в деньгах или в алиментах.
— А я не прошу у тебя ничего лишнего. Мне лично от тебя ничего не надо. На содержание Маши будь добр, расщедрись.
— Да как ты не поймёшь, Элеонора, — из мужа полезли советы семейного психолога, он даже потряс рукой в воздухе: — Говорю тебе о том, что после развода мало счастливых женщин.
— Какие глубокие познания. Счастливых женщин, оставшихся жить с изменниками ещё меньше.
— Я не изменял тебе. Просту услышь меня. Та женщина недоразумение.
— Да, я уже поняла, это был момент твоей амнезии. От красоты картины между её ног ты потерял память и рассудок, а заодно и семью.
— Я даю тебе время прийти в себя. Хватит говорить об одном и том же.
Я уже перестала закусывать губу чтоб не разреветься. Слёзы текли солёными каплями, я беззвучно всхлипывала, понимая, что всегда боялась вот такого момента. Быть обманутой женой. Сколько раз смотрела в фильмах такие истории, в душе теплилось: со мной такого не случится. Иван любил меня, а как Машка родилась, так нередко нас обеих хватал на руки и кружил! Здоровый, лосяра, силы в нём немерено. Как выяснилось и скотства тоже. Теперь будет другую женщину кружить на руках и тоже ей рассказывать какая она любимая.
Через мокрые ресницы, сглатывая слёзы слушала лекцию рационального мужчины:
— Элеонора, ты сейчас просто хочешь отомстить мне и посильнее. В тебе говорит обиженная ревнивая женщина. Дай тебе автомат, ты всю обойму выпустишь в меня. Ты же не хочешь разводиться. Просто сотрясаешь воздух, пытаясь наказать меня. Только было бы за что. Сто раз сказал, ты видела не то, что подумала.
Я не слушала его. Ишь ты, хозяин жизни, всё-то он знает. Упрямо складывала вещи в что-то вынимала, что снова запихивала. Иван продолжал гнуть свою линию:
— Ну допустим, причём учти, Элеонора, я говорю слово “допустим”, суд встанет на твою сторону и разведёт нас. А что потом?
Когда то ты узнаешь, что была не права, что не было измены. Что ситуация, в которую ты попала это нелепость, глупая шутка, а ты раздула из мухи слона и поломала нашу семью.
— Слушай, Василевский. А если бы я пошутила таким образом, ты бы оценил? Посмеялся бы и утром за завтраком вспомнил как весёлый анекдот? Через пятьдесят лет рассказывать будешь внукам, какая у них была весёлая бабушка и зажигала на чужих столах перед чужими мужиками?
Я видела его реакцию. Василевский побледнел. В глазах задымилась ярость, я, чтоб добавить огня, ещё плеснула бензина:
— Прикинь, а потом ты едешь домой, а меня нет всю ночь, я появляюсь на утро с красными глазами, мятая и от меня воняет какой то дрянью. Кстати, чем от тебя воняло?
— Элеутерококком, Элеонора, коктейлем из мёда, лимона и Элеутерококка. Для бодрости, у меня была бессонная ночь.
— И не говори, Иван. Вытянуть такую активную ночь с девицей, тут канистра бодрящего напитка нужна.
Он со всей силы ударил кулаком в стену, я от неожиданности вздрогнула:
— Я работал всю ночь с документами, потому что… потому, что это не твоё дело. И вообще, хватит уже об этом, почему у тебя одни бабы на уме! — он сделал шаг ко мне, останавился совсем рядом, от него прямо обжигало раздражением. А мне не было страшно, я взвилась, аж привстала на цыпочки:
— Да потому что раньше на уме у меня был муж и семья. А потом у мужа появилась баба!
— Слушай, Эля, чего ты бесишься. Какой развод. Я тебе сказал, не было ничего.
— Ясно, — я пыталась застегнуть молнию на сумке, её заело, я дёрнула, прищемила палец. Иван подошёл, стал рвать сумку из рук, я уцепилась бульдожьей хваткой за ручки, сумку не отпускала. Молчаливая возня переросла в войну взглядов.
Я, не моргая, таращилась на него, скалилась, всё дёргая и дёргая сумку. В какой то момент изловчилась, попыталась укусить, впиться зубами в его руку. Муж смотрел на меня сверху сузив глаза и сжав челюсти. В воздухе искрило напряжение, Иван выпустил сумку, я продолжая сражаться, от неожиданности потеряла равновесие, плюхнулась в кровать. Прижимая к себе сумку рычала, наблюдая, как муж медленно наклонялся ко мне.
Наши глаза сошлись:
— Элеонора, сию минуту подорви свой сладкий зад и марш, убери всё в моём кабинете. И больше там ничего не порти.
— Я сожгу твой кабинет. Сегодня же!
Василевский уже был в дверях, обернулся:
— Тебе надо пережить всё, что ты себе накрутила. Отвези Машу в садик, поезжай, посиди с подругами, потрынди. Чтоб к вечеру всё было как всегда. Я сказал.
— Стесняюсь спросить, — из меня лезло ехидство,