Я почувствовала укол стыда.
— Я не хотела...
— Не извиняйтесь, — мягко прервал он. — Страх — это нормальная реакция. Всё новое, непривычное сначала пугает. Важно не то, что вы испытываете страх, а то, что вы готовы с ним работать.
Лифт прибыл с мелодичным звоном, и мы вошли внутрь. Кабина показалась вдруг невероятно тесной, когда двери закрылись, отрезая нас от мира. Запах Марко — тот самый, сандаловый с цитрусовыми нотами — окутал меня, заставляя сердце биться чаще.
— До вечера, доктор Таврина, — сказал он, когда лифт остановился на моём этаже. — Я пришлю адрес ресторана. И... — он на мгновение замялся, что казалось странным для его обычной уверенности, — я рад, что вы согласились на этот проект.
Когда двери закрылись за его высокой фигурой, я наконец смогла выдохнуть, чувствуя, как напряжение медленно отпускает мои плечи. Что это было? Почему рядом с ним я чувствовала себя так странно — напуганной и заинтригованной одновременно?
И почему, несмотря на все мои страхи, я с нетерпением ждала вечера?
***
К семи вечера я перемерила, кажется, весь свой гардероб, пытаясь найти наряд, который говорил бы "профессиональная встреча", а не "свидание". В итоге остановилась на тёмно-синем платье с высоким воротником и длиной чуть ниже колена — достаточно строгом для делового ужина, но всё же более элегантном, чем офисный костюм.
Волосы я собрала в высокий хвост, макияж сделала минимальный, но тщательный. Несколько капель любимых духов — жасмин с нотками ванили — завершили образ.
Марко написал, что заедет за мной в 19:30, и ровно в назначенное время — ни минутой раньше, ни минутой позже — раздался звонок домофона.
— Я буду через минуту, — сказала я в трубку, быстро проверяя отражение в зеркале.
— Не торопитесь, — ответил его спокойный голос. — У нас весь вечер впереди.
От этой простой фразы по спине пробежала дрожь предвкушения.
Спустившись вниз, я увидела Марко, прислонившегося к чёрному автомобилю. Он был одет в тёмные брюки и рубашку глубокого серого цвета с расстёгнутым воротником. Без галстука и пиджака он выглядел менее официально, но от этого не менее потрясающе.
Когда он заметил меня, на его лице расцвела улыбка — искренняя, тёплая, делающая его ещё более привлекательным.
— Вы прекрасно выглядите, доктор Таврина, — произнёс он, открывая для меня дверь машины.
— Спасибо, — я почувствовала, как щёки слегка покраснели. — И, пожалуйста, можно просто Лина. Вне офиса "доктор Таврина" звучит слишком формально.
— Лина, — повторил он, словно пробуя моё имя на вкус, и от этого простого звука что-то внутри меня затрепетало. — Тогда и я для вас просто Марко.
Он обошёл машину и сел за руль, его движения были настолько плавными и грациозными, что казались почти гипнотическими. Наги, вспомнила я, известны своей особой текучестью движений — эволюционная адаптация, связанная с их происхождением.
— Я выбрал место немного за городом, — сказал он, выруливая на дорогу. — Надеюсь, вы не против? Там тише, и кухня превосходная.
— Звучит замечательно, — ответила я, украдкой разглядывая его профиль — точёный, с идеальными пропорциями, словно высеченный талантливым скульптором.
Мои глаза невольно скользнули ниже, к его руке на руле, ища серебристую спутницу, но её не было видно.
Марко заметил мой взгляд и слегка улыбнулся.
— Ищете Иску?
Я смутилась, пойманная с поличным.
— Просто... интересно, где она обычно... находится, когда вы не в офисе.
— Она предпочитает тепло, — ответил он, и из-под воротника его рубашки показалась изящная серебристая головка змеи. — Иногда прячется под одеждой, иногда обвивается вокруг запястья. Она часть меня, но в то же время — отдельное существо со своими предпочтениями.
— Она понимает наш разговор? — спросила я, завороженно наблюдая, как змея полностью выскользнула и теперь покоилась на его плече, глядя на меня немигающими глазками.
— Не в смысле языка, — ответил Марко. — Но она чувствует эмоции, настроения, намерения. Иногда даже лучше, чем я сам.
— И что она чувствует сейчас? — вопрос вырвался прежде, чем я успела его обдумать.
Марко бросил на меня быстрый взгляд, в его медовых глазах плясали искорки.
— Любопытство, — сказал он тихо. — И отсутствие страха. По крайней мере, сейчас.
Я с удивлением осознала, что он прав. Я смотрела на серебристую змею на его плече, и мой обычный ужас отступил, сменившись чем-то вроде настороженного интереса.
— Видите? — улыбнулся Марко. — Контролируемый контакт уже работает.
— Или это ваша древняя магия действует, — парировала я, и он рассмеялся — низким, бархатистым смехом, от которого по телу пробежали мурашки.
— Вы не перестаёте меня удивлять, Лина, — сказал он, и в его голосе звучало искреннее восхищение. — Большинство людей не решились бы даже шутить о нашей магии.
— Разве я шутила? — я приподняла бровь, чувствуя странную смелость. — Может, я просто пытаюсь понять, не использовали ли вы свои таинственные чары, чтобы заставить меня согласиться на этот проект.
Его лицо на мгновение стало серьёзным.
— Я никогда бы этого не сделал, — произнёс он с неожиданной твёрдостью. — Любое влияние без явного согласия — это табу среди нагов. Даже в научных целях.
Я почувствовала, как краска заливает мои щёки.
— Простите, я не хотела вас обидеть.
— Вы не обидели меня, — его голос снова стал мягким. — Ваше недоверие естественно. И здорово, что вы говорите о нём открыто.
Мы выехали за пределы города, и дорога теперь вилась среди холмов, поросших лесом. Сумерки постепенно сгущались, превращая пейзаж за окном в размытую акварель оттенков синего и фиолетового.
— Расскажите мне о вашем страхе, — вдруг попросил Марко. — Когда вы впервые поняли, что боитесь нагов?
Я задумалась, перебирая воспоминания.
— В детстве, наверное. Мне было лет восемь или девять, когда я увидела документальный фильм о разумных расах. Там был эпизод о нагах и их способности гипнотизировать. Помню, как испугалась, представив, что кто-то может контролировать мои мысли, мои движения...
— А потом? — он слушал внимательно, не перебивая.
— Потом были истории, легенды... Знаете, в русском фольклоре есть существо — Змей Горыныч, многоголовый дракон, похищающий девушек. Наверное, детское воображение смешало его образ с нагами...
Марко улыбнулся с лёгкой грустью.
— Всегда интересно, как разные культуры преобразуют свой страх перед нами в мифы