Сегодня ночью она снова будет моей. И завтра тоже. И столько, сколько потребуется, чтобы она поняла: сбежать не получится.
Мы возвращаемся поздно.
Она снимает туфли у порога, молча, даже не взглянув на меня. Медленно развязывает платок, осторожно снимает его, складывает и кладет на комод. Я смотрю, как ее волосы рассыпаются по плечам. Без намерения. Без желания произвести впечатление.
Но производит. Даже слишком.
Я захожу за ней в спальню. Дверь остается приоткрытой. Она останавливается у трюмо, отворачивается, будто бы занята сережками.
Я знаю этот жест.
Женский способ сказать: «Я чувствую тебя за спиной, но не знаю, что делать, поэтому притворяюсь занятой.»
– Не устала? – спрашиваю у нее.
– Нет, – отвечает Мина тихо, не оборачиваясь.
– Ты выглядела хорошо сегодня. – Делаю паузу. – Даже слишком.
Она поднимает взгляд в зеркало. Наши глаза встречаются через отражение.
– Это хорошо или плохо?
– Как сказать. На тебя в любом случае смотрят, во что бы ты не была одета. Я не могу ничего поделать с тем, какое впечатление ты производишь на людей.
Она разворачивается ко мне. Медленно. Платье слегка шелестит, облегая изгиб ее крутых бедер.
– Ты же не думаешь, что я хотела этого?
Я подхожу ближе. Один шаг. Второй.
– Не думаю. Но мне плевать, чего ты хотела. Смотреть они могут сколько угодно, но это платье сниму с тебя я.
Она вздрагивает, глядя на меня через зеркало расширившимися от шока глазами. А потом удивляет меня, упрямо, по-своему, поднимая подбородок.
– Ты ведешь себя слишком ревниво для мужчины, который не хотел брать меня в жены.
– Но теперь-то ты моя жена, – парирую я. – А я крепко держусь за то, что принадлежит мне.
Встав у нее за спиной, я беру ее за руку. Без рывка, легко, просто потому что могу, а потом скольжу пальцами по ткани, обхватывающей ее до запястий, медленно поднимаясь вверх к плечу, к обнаженному участку кожи на шее, поглаживая ее костяшками. Мина глубохо вдыхает, подрагивая от прикосновения, ее ресницы трепещут, а губы приоткрываются.
– Помнишь, как хорошо было вчера? – шепчу я ей в висок.
Она молчит. Я слышу, как учащается ее дыхание. Вижу, как напряглись пальцы, сминающие платье на бедрах.
– Сегодня будет лучше, – говорю ей. – Потому что теперь я знаю, как именно тебе нравится, чтобы тебя касались. Скажи мне, Мина, ты позволяла кому-нибудь прикасаться к себе до меня?
– Конечно нет! – возмущенно шипит она, отбрасывая мою руку со своего плеча и поворачиваясь ко мне лицом.
Как же она хороша в гневе! Щеки раскраснелись, глаза горят.
Я кладу ладонь ей на талию и рывком притягиваю ее к себе, кусая за выпяченную нижнюю губу.
– Хорошо. Мне бы это не понравилось.
– Просто не понравилось бы? – недоверчиво фыркает она, упираясь ладонями мне в грудь. – Разве ты меня не убил бы? Судя по тому, что я слышала от мужа Ханифы…
– Я – не он, – перебиваю ее, пока она не начала читать мне лекции о морали. – Если бы ты не оказалась девственницей вчера, что меня, если честно, не удивило бы, я бы просто скрыл это. То, что было до меня, контролировать я не могу, но сейчас, когда ты моя, ни один мужчина не прикоснется к тебе, потому что, поверь мне, Мина, хоть я и не поднимаю руку на женщин, моя рука не дрогнет, если мужчина заденет мою честь.
Она смотрит на меня большими глазами, даже не дыша, замерев в моих объятиях, а потом, я слышу, как она, наконец, выдыхает. Медленно. Тихо.
– Что бы ты обо мне не думал, я никогда не опозорю себя связью с чужим мужчиной, – снова вспыхивает ее внутренний огонь.
– Конечно, нет, – усмехаюсь, обхватывая ладонью ее шею. – Ты будешь очень занята, ублажая меня.
Она возмущенно ахает, но я глотаю этот звук, впиваясь ртом в ее пухлые губы. Искушение слишком велико, а мое терпение не бесконечно. Мина отвечает на поцелуй, прижимаясь ко мне грудью, и я тянусь к молнии у нее на спине, расстегивая ее и рывком стягивая ткань к ее талии, чтобы накрыть руками мягкие холмики, скрытые лифчиком.
– Сними это, Мина, – отрываясь от ее губ, дергаю за кружево. – Или я его порву.
Она смотрит на меня – глаза темнеют, губы дрожат. А потом ее тонкие пальчики тянутся к застежке на спине и она обнажается передо мной, кусая губы и краснея от смущения.
Ее тело – настоящий вызов. Я даже в самых смелых мечтах не мог представить, что она прячет под одеждой такое совершенство. Ее груди не слишком большие, но и не маленькие, такие аппетитно пухлые и круглые, со следом от засоса на боку левой, что срывает мне крышу и я сразу же накрываю ртом этот след, делая его ярче.
Мина со стоном дергает меня за волосы.
– Ай, ты, дикарь!
Я втягиваю в рот твердый сосок и ее стон тут же меняет тональность, становясь томным и чувственным. Мне нравится, какая она чувствительная. Как сильно она извивается от того, что я просто играю с ее грудью, словно моя рука уже находится между ее ног и гладит ее мокрую щелочку, доводя до блаженства.
Посасывая один сосок, я сжимаю и подергиваю второй, улавливая, как у нее перехватывает дыхание от небольшой грубости и как ее стоны становятся пронзительнее. В будущем я обязательно проверю, может ли она кончить просто от ласк своей груди, но сейчас мне слишком не терпится погрузиться в нее и снова ощутить, какая она теплая и тесная, как мне хорошо внутри нее. В последний раз облизав покрасневший сосок, я поднимаю голову, и, Мина замирает, будто боится, что я остановлюсь.
– Раздень меня, – говорю ей, опуская руки по швам.
Она слушается. Опускает глаза, будто не хочет, чтобы я видел, что именно она сейчас чувствует, но послушно начинает расстегивать мою рубашку, учащенно дыша и открывая моему взгляду свою трепещущую грудь, покрасневшую от моих губ и зубов.
Я поднимаю ее подбородок пальцами.
– Смотри на меня. Всегда.
Она поднимает взгляд. В нем – ожидание, стыд, желание. Все сразу.
– Хорошая девочка, – тихо произношу я.
Она судорожно вдыхает.
Я