Дом воинов, – вспомнив разговор с Карасевым, догадался атаман.
В дом воинов его не повели, Дрозд, не оглядываясь, свернул на широкую утоптанную тропу, ведущую к «шипастым» хороминам, перед входом, остановясь, поклонился и, обернувшись, велел ждать.
Господи, вот позорище-то!
Еремеев едва удержался, чтоб не плюнуть, увидев, как предатель, опустившись на колени, буквально вполз в хоромы… и так же – пятясь – выполз. Недолго пришлось ждать!
– Заходи, атамане, – стряхнув пыль с колен, махнул рукой Карасев. – Великий волхв ждет!
Иван подбоченился:
– Это что же, и мне так вот вползать?
– Коли уж хочешь оказать почтение, то…
– Я не червь! – гордо тряхнув головою, Иван решительно направился к мертвой башке ящера, под которой висела циновка, прикрывающая вход.
Господи… даже дверей у них нету! И эти дикари еще чего-то хотят?
– Атамане, ты поклонись хотя бы! – запоздало выкрикнул в ответ Дрозд, уже опять опустившийся на колени – видать, собирался вползти в хоромины следом за узником.
– Здрав будь, боярин! – войдя, Иван все же из вежливости поклонился, так, слегка.
После ярких солнц в хоромине – вытянутой и длинной – казалось темным-темно, хотя дневной свет все же проникал через отверстия в крыше, точнее – в шкуре. Да и светильники по обеим сторонам горели тусклыми разноцветными огоньками – синими, зелеными, красными…
Ишь ты! – подивился про себя Еремеев. Миски не могут сделать, а это… да и плошки-то, похоже, из чистого золота! И треножники… нет, те все-таки медные.
– Падай! – не поднимаясь с колен, прошипел позади Дрозд. – Падай ниц, говорю… Ну, или хотя бы кланяйся!
Иван обернулся:
– Так ведь вроде поклонился уже. Да и никого тут не вижу.
– Туда, за циновки, иди… Слева, где синие огоньки светят.
– Дорожка, значит? – погладив шрам, улыбнулся пленник. – А ты что вперед не идешь?
– Не положено то, не можно, – предатель набычился, но с колен так и не встал. – Пойду за тобой следом.
– Ты, верно, хотел сказать – поползешь?
Язвительно усмехнувшись, атаман спокойно зашагал вдоль синих светильников, чувствуя, как позади, поспешая, пыхтит-ползет Карасев.
Хмыкнув, Иван замедлил шаг, обернулся – вовсе не потому, что собирался подождать переветника, просто спросил с затаенной усмешкою:
– А что воины-то за нами следом не пошли? Волхв не боится? Руки-то у меня развязаны – а охраны никакой.
– Тьфу ты, тьфу ты! – испуганно заплевался предатель. – Тсс!!! Никогда больше так не говори. Здесь, в хоромине этой, повсюду глаза и уши, всюду стражи… отравленные кинжалы, копья острейшие, стрелы заговоренные…
«Ага, – отметил для себя Еремеев. – Луки у них все же есть».
– Ну, не стой, атамане, – яростно зашептал предатель. – Иди же! Великий волхв не любит ждать.
– Так идем, ты что застыл-то?
– Поклониться не забудь… А лучше на колени пади.
– Ага, как же!
– Ой, господи, господи… вот ведь гордыня-то… Все! Пришли уж. Вон туда, прямо за занавесочку, заходи.
Спрятав презрительную усмешку, атаман отдернул рукою циновку… и вдруг получил сильнейший удар!
Словно бы кто-то хряснул ему по лбу дубиною, или уж, по крайней мере, здоровущим – как у Михейки Ослопа – кулаком, да с такой силою, что аж искры из глаз!
Иван так и сел, словно оглоушенный бык, едва не повалился навзничь. Некоторое время так и сидел, мотал головой, ничего не понимая, – вроде никто его и не ударял, ничья тень прочь не метнулась, да и на голове – узник ощупал тщательно – не угадывалось ни крови, ни шишки… Да и в мозгах вдруг перестало шуметь. Господи… что же это такое было-то?
В разгоняемой оранжевыми огоньками светильников полутьме вдруг послышался голос… потом – скрипучий нехороший смех.
– Великий волхв приветствует тебя, – зашептал на ухо Дрозд. – Глаза-то подними, атамане.
Иван вскинул голову, посмотрев вверх – именно оттуда и слышался голос. На высоком, поблескивающем золотыми бляшками троне, почти под самой крышею, сидел человек в длинных, с отливом, одеждах, на руках и ногах его переливались златом массивные браслеты, грудь украшало драгоценное ожерелье из маленьких золотых черепов, и такой же череп скалился, белел из-под лисьей шапки. Снова мертвая голова… вернее сказать – маска.
Ох, какой жуткий холод сквозил из-за той маски, как жутко сверкали запрятанные в пустых глазницах глаза!
Атаман попытался было подняться на ноги, но что-то его не пускало, пришлось так и остаться сидеть. Что ж, пусть – в ногах-то правды нету.
– Приветствую тебя, волхв!
Жмущийся позади толмач-переветник что-то забормотал – перевел, видимо.
Из-под черепа вновь послышался голос – неприятный, скрипучий, уверенный, голос человека, привыкшего повелевать.
– Великий волхв говорит, что мог бы уничтожить тебя одним взглядом, – перевел Дрозд. – И ты уже это почувствовал.
«Ага, – Иван набычился, – так вот что это было! Однако…»
– Великий волхв рад, что ты все осознал. И еще он сказал, что, может быть, когда-нибудь обучит тебя их речи… но пока еще – рано. Такую честь надобно сперва заслужить.
– Ты заслужил…
– Я же говорил – они мне доверяют!
– Угу, угу… Что он там еще говорит?
– Ой… – опомнившись, предатель испуганно икнул. – Спрашивает, в самом ли деле ты знатного рода? Отвечай правду, волхв сразу же распознает ложь.
– Конечно, знатного, – пожал плечами Иван. – Из детей боярских я, чего тут скрывать-то?
– И ты вхож к своим высшим вождям?
– Чего-чего ты сказал, Дроздище?
– Хм… – толмач на секунду задумался. – Царь-батюшка тебя жалует ли? Строгановы? Купцы? Ну, мы же говорили уже про то.
– Вот так и скажи.
Карасев послушно перевел и, выслушав в ответ длинную тираду, повернул лицо к Еремееву:
– Великий волхв спрашивает, будешь ли ты служить ему верой и правдою, в обмен на их покровительство, злато и власть?
– Передай – я много попрошу злата! Хватит ли?
В ответ из-под черепа послышалось жуткое карканье – по всей видимости, великий волхв изволил смеяться. А, отсмеявшись, что-то проскрипел.
– Говорит, злата у них для тебя хватит. Только исполни в точности то, что они велят.
– Они?
– Над сим волхвом еще другие волхвы есть – чином постарше, могуществом колдовским побогаче.
– Так что я должен делать-то?
Волхв говорил, скалясь своей жуткой маской-черепом, Карасев переводил, иногда запинаясь, то ли от страха, то ли от неумения, но, в общем, картина вырисовывалось весьма нехорошая. Как понял Иван, с недавних пор становилось все теснее в своей земле, да и, имея такое могущество, можно было бы давно попытаться завоевать и другие царства, подчинив своей злой воле воевод, купцов богатых, бояр… и – страшно подумать – самого государя!
– Так почему же только нашу-то матушку-Русь? – не выдержав, выкрикнул Еремеев. –