— Зла нет, — внимательно посмотрел на него здешний вождь. — Ты зла нет, и мы зла нет. Ты хорошее копье давать, мы финики, сыр и кожу давать. Мы ягоды унобу давать. Бабу давать. Баба будешь брать? Молодой есть, красивый. Только начать кровь ронять.
— Нет, баб не надо, — покачал головой Одиссей и показал на солнце. — На закате приходи, покажи товар.
— Я прийти, — кивнул вождь. — Боги Гурзил и Айюр пусть видят. Я не умышлять зло. Ты клясться тоже!
— Посейдоном клянусь! — Одиссей достал из-за пазухи фигурку на веревочке. — Богиней Атаной и богом Диво! Пусть меня молния убьет, если я причиню зло тому, кто разделил со мной хлеб.
Вождь пришел на закате, и пришел не один. За ним тянулись десятки мужиков, мальчишек и несколько девок в самом расцвете юной красоты, беззастенчиво стрелявших глазками в заезжих кавалеров. Вождь выставил перед собой плоды своей земли, а Одиссей разложил товар из закромов гаулы. Кое-какие запасы он возил с собой всегда. Кто знает, куда воля богов занесет корабль в следующий раз. Сколько раз вместо Крита уносили моряков ветра в сторону ливийского берега, и не сосчитать. А уж там, если не убьют сразу, только и остается что торговать. Иначе помрешь с голоду.
Небольшой запас из десяти железных ножей, нескольких бронзовых браслетов, двух зеркал, хороших наконечников для копья и дюжины бус сменил своих хозяев быстро, и на борт гаулы втащили тюки шерсти, корзины зерна, фиников и непонятных ягод.
— Торг конец, — с удовлетворением произнес вождь. — Теперь пир! Есть еда и вино из финик пить.
— Давай! — оживились ахейцы, и девки поднесли каждому из них вино в деревянной чаше.
— А что это за ягоды, царь? — спросил вдруг Эврилох, который запустил руку в стоявшую рядом корзину.
— Лотос, не иначе, — со знанием дела ответил Одиссей. — Мне отец говорил, что на юге племена лотофагов живут. И что они какой-то лотос жрут(1). Видно, это они и самые есть.
— Ум-м, до чего вкусно! — зачавкал Эврилох и крикнул. — Парни! Попробуйте! Это лотос. Он тут на деревьях сам растет. Срывай и ешь сколько влезет.
Корзину растащили вмиг, и вскоре все сосредоточенно жевали сладкие ягоды, запивая их мутноватой брагой из фиников. А девки еще и поднесли каждому по жареной рыбине и по запеченной устрице, которых у побережья Ливии водится без счета. И тут уже весь берег погрузился в сосредоточенное молчание, которое прерывалось только чавканьем и довольным повизгиванием девок, которых подпившие гребцы начали щупать с самыми недвусмысленными намерениями.
Одиссею в ту ночь не спалось. Да и немудрено. Из кустов доносились довольные стоны и шлепки по голому телу, напрочь отбивая любой сон. Пять девок, смелых до отчаяния, увели своих кавалеров из пришлых моряков в ближайшие заросли и теперь старались изо всех сил.
Царь, который уже попрощался с надеждой отдохнуть, встал и обошел лагерь. Он все еще ждал какой-нибудь подлости, но нет. Здешние лотофаги оказались ребятами порядочными, и свои клятвы чтили. А вот буря уже прошла. Это Одиссей почуял своей насквозь просоленной шкурой. Ветер стих, ушли грозовые тучи, а небо весело сияло острыми иголками звезд.
— Утром уйдем, — сказал он сам себе и сел, опершись спиной о пальму. Он слушал бесконечный шелест моря и смотрел на черные до синевы волны, что накатывали на песчаный берег. Так он и заснул.
— Царь! Царь!
Одиссей проснулся оттого, что его грубо трясли за плечо. Двоим гребцам из молодых не терпелось до того, что они посмели разбудить его. Впрочем, солнце уже окрасило рассветом небо, а значит, пора отправляться в путь. Нужно вставать.
— Ну, чего вам надо, бездельники? — недовольно заворчал Одиссей, потянувшись до хруста. — Чего неймется с утра пораньше?
— Мы тут решили остаться! — в голос заявили гребцы. Это были те самые, кто своими охами и вздохами не давал ему спать. Одиссей взглянул в их шальные глаза и вмиг все понял. Он такое видел не раз. Парни дорвались до баб после долгого плаванья, и самую малость повредились в разуме. Уже влюбиться успели в здешних пастушек. Ослепление быстро проходит, но вернуть уже ничего нельзя. Царь слышал много подобных историй, и он точно знал, как нужно поступать в таких случаях.
— Зачем вам тут оставаться? — лениво спросил Одиссей, отряхивая песок с хитона.
— Женимся! — заявили оба. — Земля тут добрая. Рыбы полно, зерно растет, финики тоже. И лотос этот сладкий. Рви с ветки и ешь сколько хочешь. Пурпур опять же есть. А бабы! Бабы какие! В Иберии нет таких. Отдай наше добро, царь, и мы пошли. Нас невесты ждут.
— Вон те девки — ваши невесты? — показал Одиссей куда-то за из спины, а когда парни повернули головы, вырубил обоих двумя короткими, точными ударами.
— Эврилох! Перимед! Архидам! — заревел он, показывая на безмятежно раскинувшиеся на песке тела. — Этих двоих связать и на борт. Когда очнутся, еще спасибо мне скажут. Корабль в воду! Уходим!
* * *
Еще две недели спустя. У побережья Египта.
Они шли вдоль ливийского берега, вслед за течением, несущим свои воды с запада на восток Великого моря. Течение это идет от самых Столбов до Египта, потом повернет на север вслед за берегом, а у Родоса развернется в обратный путь, мимо Крита прямо к Сикании. Там, в проливе, между этим огромным островом и Италией, оно встретится с течением севера, образуя множество опасных водоворотов. Потому-то и не пошел Одиссей на Итаку. Он попадет домой легко, не противясь воле богов. Они сами донесут его куда нужно, хоть и немного позже. Да и куда теплее на юге. Ведь, как ни крути, а Семь Сестер еще не взошли, и море частенько бывает беспокойным. Слава богам, ему хватило ума не повести корабль напрямик к Сиракузам. Сгинули бы в том шторме в два счета. Вот и потащились они вдоль побережья Ливии к самому Египту, где никто из них не бывал никогда.
— А чего это тут делается, царь. А? — растерянно спросил его Эврилох, когда они подошли к месту, где, судя по всему, еще совсем недавно не было вообще ничего. Лишь узкий островок, закрывающий вход в бухту. Он и сейчас