— И поэтому ты убил первого жреца Амона? — он посмотрел на меня неожиданно колючим взглядом. — Потому что ты очень мирный человек?
— Его убили твои люди, — покачал я головой. — Добрые горожане, которые пришли поклониться звезде Сопдет. Так мне доложили.
— Но кто направил их гнев? — усмехнулся Рамзес. — Можешь не отвечать, я все равно не услышу правды. Я уже прочел ее в твоих глазах. До этого момента я еще сомневался, но теперь мои сомнения ушли. Собственно, только из-за этого я и решил встретиться с тобой. Мои условия таковы, царь Эней: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не вмешиваешься в дела Страны Возлюбленной. Иначе всем нашим договоренностям конец. И торговле конец. Мы не пропадем без нее, боги пошлют нам свою помощь. Я выгоню твоих мальчишек, которых учит сейчас великий жрец Сетем в Саисе. И ни один из твоих купцов никогда больше не ступит на мою землю.
— Я не убивал этого жреца, — я посмотрел прямо ему в глаза. — Но будь по-твоему. Я клянусь богом Посейдоном, которого почитаю, что не стану вмешиваться в дела твоей страны, если на то не будет твоего разрешения. Даже если тебя будут убивать на моих глазах, я не помогу тебе.
— Мне не нужна твоя помощь, — сжал он зубы. — Я живой Гор, никто не посмеет причинить мне вред. И еще. Сидонцы, тирцы и библосцы — мои слуги. Ты не смеешь мешать им. Они не полезут на твои собственные острова, но острова у берегов Ливии ничьи. Моему величеству угодно, чтобы там добывался пурпур.
— Хорошо, — кивнул я. — Я клянусь тебе! Мои воины не станут нападать на сидонцев в тех водах, где нет моей власти. То есть вот за этой линией.
Я провел рукой от Сицилии до Карфагена, и фараон, чьи познания в географии равнялись нулю, важно кивнул.
— Но, — внезапно сказал я, — защищать их я тоже не стану, раз уж они мне не платят. Если шайка сикулов на моих глазах будет грабить такой корабль, я просто проплыву мимо.
— Справедливо, — неохотно кивнул Рамзес, который сразу же уловил некоторый подвох в моих словах. Тем не менее, крыть ему нечем.
— Тогда будем считать, что мы обо всем договорились, — улыбнулся я ему и налил еще по пять капель. — Ты даешь свое разрешение на строительство трех храмов в новом городе?
— Даю, — решительно кивнул Рамзес, выпил и смачно закусил дынькой.
— Раз уж моя родственница Нейт-Амон не имеет своих земель, — продолжил я, — не будет ли справедливым выделить ей пятую долю из доходов будущего порта?
— Хорошо, — кивнул фараон после раздумий. — Лучше отдать часть пошлин, которых еще нет, чем дарить ей землю, которой и так немного. Да будет так!
— Тогда мне нечего больше желать! — развел я руками.
— А мне есть, — поднял голову Рамзес. — Мое величество желает осмотреть твой корабль.
— Прошу! — открыл я полог шатра.
Моя бирема была вытащена на песок островка шагах в ста от этого места, и когда два царя царей пошли в ее сторону, на борту воцарилась форменная паника. Даже мои люди считали царя Египта живым богом, и теперь они спешно строились в шеренгу, жадно поедая глазами того, о ком слышали только в сказках.
— Равняйсь! Смирно! — пронеслось над морем.
— Почему они не падают ниц? — недоуменно посмотрел на меня Рамзес. — Они даже не поклонились! Это неслыханная дерзость. Как ты терпишь это?
— У нас воины не кланяются никому, даже царям. Таков закон, — усмехнулся я, и Рамзес поморщился.
— Дикий обычай, достойный чужеземцев, — презрительно бросил он, во все глаза разглядывая бронзовый нос биремы, нагло торчащий вперед. — Так вот чем ты проламываешь чужие борта. Остроумно. Но дорого.
— Поднимешься на борт? — спросил я его.
— Я уже достаточно увидел, — величественно произнес Рамзес и залез в носилки, которые все это время тащили вслед за нами.
Он, как обычно, не соизволил попрощаться, а я испытал законную гордость за себя. Еще бы. Я пообещал, что не полезу во внутренние дела Египта, но не обещал, что этого не станет делать Лаодика, она же царица Нейт-Амон. Я поклялся, что не трону сидонцев, добывающих пурпур, но не обещал, что этого не сделает Одиссей на обратном пути. Растем…растем…
Тьфу ты! Забыл! С фараоном мы расстались, и неизвестно, встретимся ли когда-нибудь вновь. Я сначала хотел будущий город Александрией назвать, да только никто этого не поймет. Единственным известным мне Александром был покойный царевич Парис. Это его второе имя. Назвать город в честь этого, мягко говоря, не самого лучшего человека, стало бы весьма странным поступком. Этого даже его собственные сестры не оценят. А, с другой стороны, вот назовут его египтяне Пер-чего-то там… и придется людям язык ломать. Ладно уж! Теперь как получится.
Мой корабль резал волну бронзовым носом, направляясь прямо к Кипру. В конце концов, я Господин моря или погулять вышел? Мне не к лицу тащиться вдоль берега, пугливо ночуя на берегу. Я пойду напрямик.
— Надо же! — сказал я сам себе, глядя в бирюзовые волны, приветливо пенящиеся передо мной. — Восемь лет я уже здесь! Целых восемь лет! Девятый пошел… А сколько сделано уже.
Да, сделано немало. Пересохшие торговые артерии вновь наполнились караванами, везущими в обе стороны свой товар. Неведомые раньше земли стали привычными и знакомыми. Люди разных племен и языков перемешались в моей столице, породив совершенно новый народ и совершенно новую культуру, подобной которой даже я, профессиональный историк, не знаю. Она не западная и не восточная. И она совершенно не похожа на культуру античной Греции. Она какая-то своя. Я хотел перезапустить этот мир, и я его перезапустил. В этом никаких сомнений нет. И даже засуха не помеха там, где есть акведуки, водяные колеса и правильный севооборот. А еще у нас есть огромное количество рыбы, которая уже спасла от голодной смерти тысячи.
Новые боги, пришедшие в этот мир, должны сблизить народы, еще недавно ненавидевшие друг друга. И даже