Да и в самом Юрине прирост населения из года в год возрастал: только за 4 месяца 1837 года родилось 66 человек, умерло 23 чел. Сдано в рекруты 22 (это уже взрослые крепостные крестьяне).
Сергей Шереметев в 1837 году в звании генерал-лейтенанта вышел в отставку и активно занялся хозяйственной деятельностью, чтобы помочь стареющему родителю. Теперь Юрину, развитию его хозяйства уделяется больше внимания. Общеизвестно, что помещики Шереметевы придавали серьезное значение развитию в их вотчинах кожевенного производства. В Юрине начало этому кустарному промыслу положили как раз те крепостные, что были переселены сюда из Богородска. Уже к концу века в Юрине насчитывалось более 50 мелких кустарных кожевенных предприятий, выпускавших до одного миллиона пар рукавиц и бахил, юфть и соковую подошвенную кожу для солдатских сапог, много шерсти, пеньки и клеевого сырья. Среди крепостных крестьян (так они числились, хотя не имели ни пахотной земли, ни орудий с/х производства), появилась своя буржуазия, пользующаяся наемной рабочей силой. Юрино по кожевенному производству вскоре вышло уже на третье место в Нижегородской губернии.
Один из Юринских современников оставил такое свидетельство Шереметевской поощрительности:
«Сергей Васильевич не позволял крепостным не только пить водку, но и чай (и это в то время, когда у него вовсю работал винокуренный завод, приносящий ему немалые барыши.— К. К.). И курить не позволял. Очень строгий и крутой был, а добра много делал; бывало, узнает, кто не пьет, велит дать ему сотню кож (овчин). Работай! Упрямый и своевольный был человек!»
Старый Шереметев, Василий Сергеевич, умер в феврале 1831 года. За 4 дня до кончины успел записать в свое духовное завещание распоряжение о том, как и где похоронить его: «Ежели накажет меня Бог болезнью холера (в эти годы в России свирепствовала эпидемия холеры. —К. К.), вынести тотчас в Рождественскую церковь или прямо в Успенскую непременно...» Похоронен он в селе Богородском.
С этого времени единоличным владельцем всех Шереметевских вотчин оказался Сергей Шереметев — человек крутого нрава, жестокий, как, кстати, и покойный отец его, и даже в большей мере способный к насилию.
Он — участник турецкой войны, позже сражался на Бородинском поле. За мужество и храбрость был награжден золотой саблей с алмазами. Но самодурству своему и дикости он не ведал границ и пределов. Еще в 50-х годах ему вдруг пришла идея освободить крестьян от крепостной зависимости. Но обставить это такими условиями, чтобы как можно больше заработать на столь неправедном деле. Крестьяне должны внести в казну помещика такой выкуп за свое освобождение, что у них даже креста не останется на шее. Идея освобождения крепостных тогда серьезно обсуждалась не только в среде статской интеллигенции, но и среди военных. Сергей Шереметев, поняв в какую сторону склоняются политики, решил опередить события и одним разом еще больше разбогатеть. Среди крепостных начались волнения.
Здесь позволительно допустить некоторое отступление. В 50–60 годах Нижегородским губернатором был А. Н. Муравьев, тот самый, которого не без основания считали первым декабристом – он был основателем «Союза спасения» и «Союза благоденствия». Но еще до восстания он, полковник генерального штаба, участник Отечественной войны 1812 года, по каким-то причинам уходит в отставку и устраняется от политической деятельности. И хотя Следственный комитет постановил «не отсылать к суду» тех членов тайных обществ, которые отпали от них до 1821 года, по царскому повелению Муравьева приговаривают к 6 годам каторжных работ, замененных ссылкой в Сибирь без лишения чинов и дворянства. Столь пространное описание необходимо, чтобы сказать, что Александр Муравьев, перенесший столько горести и унижения, сохранил свои убеждения и на посту нижегородского губернатора. В свое время писатель В. Г. Короленко посвятил ему очерк, напечатанный в журнале «Русское богатство», назвав его: «Легенда о царе и декабристе».
Декабрист Муравьев не мог забыть, а тем паче простить Сергею Шереметеву, жестокому крепостнику, его участия в кровавой расправе на Сенатской площади. Первый шрапнельный залп по восставшим был дан конногвардейским артиллерийским полком, которым командовал Сергей Шереметев.
И здесь, уже на посту предводителя нижегородского дворянства, на который он заступил после ухода в отставку, Сергей Шереметев слыл на всю губернию этакой «Салтычихой в генеральском мундире».
Но сколь бы ни ужесточал Шереметев репрессивное давление на своих подданных, крепостные тоже выискивали определенные способы к неповиновению, а где-то и к протесту. Управляющий имением Карл Витте в июле 1832 года сообщает из Юрина в Богородск: «На стекольном заводе очень стали делать листовое стекло плохо. Знаете, Ваше превосходительство, сему причина, что Владимир полагает сие последство от дров, я вижу, что все делается не от дров, а потому и прижал, и даже оштрафовал деньгами составщиков после того и вышло дело, что стекло плохое не от дров, а от ошибки положено в состав лишку песку... В день Троицы от заводу в лесу в двух с половиной верстах, где дрова были рублены то в двух местах оные были зажжены! В два часа, после полдника дым я из Юрина увидел и полагал, что уже горит завод, то в ту же минуту поехал на оный, доехал до Шумиа то их оного весь народ туда погнал и по прибытии на оный увидел, что дрова горят. Хотя потушили огонь, однако дров сгорело 294 сажени. Во время прибытия моего на завод нашел я всех в пьяном виде...»
Жалобы от крепостных крестьян на своего помещика шли не только к губернатору, но и в правительство. Для проверки этих жалоб приезжали не раз ревизоры из Нижнего и из Петербурга, но с Шереметева, как с гуся вода. Он оказывался непорочно чистым, а тех, кто жаловался, пороли розгами, запирали в каталажку, верстали в рекруты. Доведенные до отчаяния юринские крепостные кожелупы (так называли их в простонародье. — К. К.), собрали тайную сходку, составили челобитную, а посланника своего с этой челобитной, чтобы не попал на глаза Шереметевским соглядатаям и наушникам, каких у него водилось достаточно, посадили в чечень — большой прямоугольный контейнер (по-современному), сплетенный из таловых прутьев и вмещавший до двухсот пар голлиц. Вот в такой «упаковке» посланец из Юрина и был доставлен товаро-пассажирским пароходом в Нижний. Легенда эта или правда — не в том дело. Юринского посла, сказывали, допустили до самого губернатора, который уже давно искал подходящий повод для возмездия над этим самодуром. И своего добился: сам выезжал в