— Хрант не знал их имён. Похоже, это всё-таки Ферон.
— Имён недостаточно, — заявил военный. — Он должен назвать ещё что-нибудь, мы должны видеть, что сущность Ферона полностью взяла контроль над этим телом.
— Ферон, вспомни ещё хоть что-нибудь, — попросил меня старик.
— Он больше ничего не вспомнит, — сказал Зиран.
— Почему? — удивился старик.
— Потому что это Иван, а он, кроме наших имён, ничего не знает, — с досадой произнёс Зиран — догадливый гадёныш оказался.
— Что ещё за Иван? — спросил военный.
— Хозяин тела, в котором скрывался Ферон. Похоже, его сущность попала в Хранта вместо Ферона.
— А я вам говорил, что не надо было прятать Ферона в том мире, — пробурчал шерстяной.
— Я закрываю эксперимент! — снова объявил военный. — Красный код! Всем покинуть помещение!
— А если этот Иван сможет… — начал было старик, но под грозным взглядом военного заткнулся и поспешил к выходу.
Молодой вылетел мухой. Зиран покачал головой и тоже вышел из комнаты. Филимон-Чубакка на какое-то время задержался, посмотрел на меня с явным сожалением и, вздохнув, ушёл вслед за остальными.
Военный остался один. Он сделал шаг в мою сторону, и воздух вокруг наполнился гулом и стал вязким. Мужик вскинул руку, и по его ладони побежали тонкие линии света. Пальцы сомкнулись в кулак, и в тот же миг на меня обрушился луч — прямой, ослепительно-белый, словно раскалённый клинок. И этот луч начал меня натурально выжигать. Точнее, не меня, а тело Хранта Разрушителя.
Тело вспыхнуло и задрожало, мышцы сковало нестерпимой болью, кости затрещали и начали рушиться. Кожа пошла трещинами, изнутри хлынул свет, и каждая частица тела обращалась в пыль. Очень уж старался военный, уничтожая тело грозного убийцы и архимага. Даже каменный стол подо мной не выдержал — почернел, покрылся сеткой трещин и рассыпался.
В общем, всё было примерно как в прошлые разы, только боль ощущалась сильнее. Хорошо хоть длилось это недолго — буквально через несколько мгновений от тела Хранта остались лишь миллионы искр. Белое сияние снова захлестнуло всё вокруг и утянуло меня в пустоту.
* * *
И снова яркая вспышка, резкая, как удар по глазам. Сначала ничего было не разобрать — только белое марево, словно я смотрю на мир через слой мутного стекла. Голова трещала, кости ломило: я чувствовал себя так, будто меня разобрали на кусочки и кое-как собрали обратно. Я ощущал спиной, что снова лежу на чём-то твёрдом и неудобном. Доски или утрамбованная земля. Не разобрать.
В ушах гудело, слышались какие-то голоса, но разобрать их я не мог. Постепенно сплошной поток звуков затих и до меня отчётливо донёсся взволнованный мужской голос:
— Ари! Ты живой?
Что-то хлопнуло меня по щеке. Похоже, ладонь, но ударили от души — аж зубы клацнули. Я поморщился и невольно застонал.
Да что же это происходит? Либо это цепочка диких снов, либо я сошёл с ума и вижу галлюцинации. А может, меня действительно носит по разным мирам. Хотя, если вдуматься, последнее утверждение вполне могло являться подтверждением того, что я сошёл-таки с ума.
Сознание вернулось окончательно. Я открыл глаза и увидел свои руки. Условно свои. Загорелые, жилистые, тоньше, чем у взрослого мужчины, но не детские. Похоже, телу, в котором я оказался, было лет шестнадцать-восемнадцать, не больше.
Рассмотрел свою одежду. Униформа. Чёрный гимнастический мундир с высоким стоячим воротником и блестящими пуговицами в ряд. На плечах узкие погоны с тонким кантом, на груди аккуратный шеврон в форме ромба с каким-то гербом. Брюки заправлены в высокие сапоги. Похоже на смесь гимназической формы с военной. Я что, попал в тело курсанта военного училища?
Лежал я, как оказалось, на жёстком утоптанном покрытии, похожем на тренировочную площадку. Под ладонями чувствовался жёсткий песок с мелким гравием, колючий и холодный. Надо мной склонились четверо парней в такой же форме, что и на мне, а один из них — долговязый блондин ещё раз ударил меня по щеке и сказал:
— Да приди ты уже в себя! Очнись, ничтожный ты неудачник! Я сказал, очнись!
Я моргнул, и долговязый, увидев, что глаза мои широко открылись, бросил на меня презрительный взгляд и процедил:
— Хорошо, что ты не сдох. Не то чтобы мне тебя жаль — ты этого не заслужил, но тратить время на объяснительную не хотелось бы.
— Ты прав, Дарис, хорошо, что он выжил, — сказал один из парней — рыжий толстяк с конопушками на носу. — Но подшутил ты над ним зря. Он вполне мог и помереть.
Так, он и помер, дебилы. Не знаю, что за шутки у вас здесь такие, но убили вы беднягу Ари. А я, похоже, занял его освободившееся тело.
Пока я размышлял, долговязый Дарис ещё раз хлестнул меня по щеке и спросил:
— Надеюсь, жаловаться не побежишь?
— Вряд ли он тебя понимает, — сказал рыжий. — Смотри, какой у него безумный взгляд. Не пришёл ещё в себя полностью.
— Сейчас приведём, — заявил Дарис и, скривившись в мерзкой усмешке, схватил меня двумя пальцами за кончик носа.
Гадёныш попытался сделать то, что мы в детстве называли «слива» — когда крутишь нос так, что образуется кровоподтёк синего цвета. Больно и унизительно. Это уже был перебор.
Я не успел даже подумать — тело сработало само. Рука взметнулась и схватила Дариса за запястье. В тот же миг я ощутил, как мышцы налились силой. Жгучее, тяжёлое ощущение, будто под кожу влили раскалённое железо. Пальцы сжались в тиски, и я услышал хруст ломаемых костей. Лёгким, почти ленивым движением я вывернул руку наглеца, и его запястье треснуло, как тонкая ветка.
Дарис взвыл истошным визгом и рухнул на колени, держась за сломанную руку. А у меня в голове выстроился план: что делать дальше. Я увидел всё слишком ясно, представил и практически ощутил, как хватаю Дариса за горло, прижимаю его к земле, разрываю ему грудную клетку. Затем протягиваю руку к ещё бьющемуся сердцу, вырываю его и сжимаю в ладони. И в мою руку перетекает энергия — тёплая, яркая, словно сама жизнь, а вместе с ней и магическая сила, вся, что была у Дариса, без остатка.
Всё так просто, так соблазнительно — стоит лишь поддаться. Я уже почти дёрнулся, но каким-то чудом всё же сдержал себя. Нет, это не мои мысли. Это не моё желание. Кто-то другой