Она ведет нас к подножию самого большого дерева в роще, где подушки почти покрывают матрас. Я снимаю туфли и погружаю пальцы ног в землю.
Я никогда не думала, что стану таким человеком. Женщиной, сидящей обнаженной в лесу, окруженной волшебными монстрами, рожающей, как какая-нибудь хиппи на природе.
Однако, когда мы были здесь в прошлый раз, медсестры провели кое-какие анализы. Оказывается, моя стихия — огонь, поэтому мне нужна земля, чтобы заземлиться, или что-то в этом роде.
Все, что я знаю, это то, что как только я снимаю обувь и прохладная земля касается моей кожи, я могу глубоко вздохнуть.
Я все еще умудряюсь огрызаться на Стирлинга каждые десять секунд. Он воспринимает это со своим обычным жизнерадостным чувством юмора, позволяя языкам пламени облизывать себя, но не обжечь.
Когда высокая наяда проверяет и говорит, что у меня раскрытие на три с половиной дюйма, он ухмыляется.
— У тебя так хорошо получается, детка.
— Мне уже можно тужиться? Я так готова к тому, что малыш уже появится на свет!
Боаз прикладывает свежее прохладное полотенце к моему лбу.
— Нет, если только ты не хочешь выпить целую кучу аликорна, пока они зашивают твою киску обратно.
— Ты не помогаешь, — я тоже хмуро смотрю на него, но он только усмехается.
Когда очередная схватка заставляет меня задыхаться, я тянусь к их рукам.
— Спасибо, что терпите меня!
Стирлинг хмурится.
— Не говори глупостей.
— Я серьезно. Спасибо, что не слушаете мою чушь!
Очередная схватка лишает меня дара речи.
— Спасибо…
Наяда спешит обратно, проверяет меня между ног и одаривает широкой лучезарной улыбкой.
— Ты готова, Джейд. Можешь тужиться при следующей схватке.
— Что? — внезапно моя уверенность улетучивается, и я смотрю на Боаза и Стирлинга. — Что, если она ошибается? Что, если я не смогу этого сделать?
Нежнейшие кончики пальцев Сапфи на моей щеке успокаивают меня.
— Ты справишься, Джейд. Я знаю, что сможешь.
Я пристально смотрю на нее и делаю последний глубокий вдох, когда чувствую, что схватка начинается.
Я тужусь изо всех сил, пока медсестра, Стирлинг и Боаз подбадривают меня продолжать. Это чертовски больно.
Должно ли это быть так больно?
Я разорвусь?
Будет ли моя киска когда-нибудь прежней?
Схватка заканчиваются. Я задыхаюсь, и кто-то снова вытирает мне лицо прохладной тканью.
— Еще раз, — настаивает медсестра.
Я с трудом могу сказать, когда заканчивается одна схватка и начинается следующая, но я доверяю ей и тужусь снова, на этот раз чувствуя давление, а не боль. У меня кружится голова, а зрение затуманивается.
— Еще один толчок, Джейд. Головка прошла. Еще один раз.
Я не могу поверить, что делаю это.
Я тужусь снова, и как будто выскакивает пробка. Давление внезапно ослабевает, за чем следует хор радостных возгласов, поздравлений и ободрения. Я ничего этого не слышу.
Все, что я слышу, — это тихий, дрожащий голос ребенка, издающего свои первые звуки. Первые визгливые звуки быстро переходят в громкие, сердитые крики. Затем кто-то кладет его мне на грудь. Я мгновенно понимаю, на что похоже совершенство.
На него.
Его мягкая, нежная кожа. Идеальное личико. Комично большие глаза, когда он перестает плакать и смотрит на меня.
Теперь я знаю.
Ничто в мире не может быть прекраснее. Все это стоило того. Я перевожу взгляд с гордого лица Стирлинга на Сапфи, Боаза и Найта, и у меня болят щеки от улыбки.
Затем я снова смотрю на своего малыша, на тонкие завитки волос, покрывающие его круглую головку. Завитки голубых волос.
— Что за…?
Стирлинг смеется.
— Это все аликорн. Я же говорил тебе, что он единорог.
Я в изумлении провожу кончиками пальцев по прядям волос. Мой малыш закрывает глаза и испускает тихий прерывистый вздох.
Медсестра похлопывает меня по руке.
— Хорошая девочка. Теперь нам остается только извлечь плаценту.
— Нам остается что? Что значит нам?
Я даже не сержусь, когда другие смеются над моей вспышкой.
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ
Стирлинг
Аарон протягивает пухлую руку к хвосту Блисс и вместо этого падает лицом вниз. Блисс легко обгоняет его в измененной форме, дразняще танцуя и скача вокруг него кругами. Пухлый маленький мальчик плюхается задом на траву и поднимает лист, внимательно рассматривая его.
Я бросаюсь вперед и выхватываю его прежде, чем он успевает сунуть его в рот.
В последний раз, когда я отвернулся на секунду, то, оглянувшись, увидел, что он кашляет и задыхается, выплевывая сухие кусочки листьев.
— Больше никаких листьев, приятель.
Он хмуро смотрит на меня, хватает целую пригоршню листьев и протягивает мне с широкой, заразительной улыбкой на круглом личике.
Я не могу удержаться от смеха.
— Тебе повезло, что твоей мамы здесь нет.
— О, неужели? — голос Джейд за моей спиной заставляет меня виновато выпрямиться.
Я кашляю.
— Ах, да. Потому что она бы сказала, что пора вздремнуть. Держу пари, что пора вздремнуть. Еще не пора вздремнуть?
Обычно это я пробираюсь внутрь, чтобы посмотреть, проснулся ли уже Аарон, в результате чего Джейд делает мне выговор. Только сегодня я вызвался присмотреть за детьми, пока остальные играли после нашей пробежки. Теперь я действительно жалею, что еще не наступило время дневного сна. Можно сказать, я чувствую себя немного уставшим.
Джейд хихикает и подходит ближе, обнимая меня за талию. Она все еще обнажена и соблазнительна после купания в реке. Я бы ничего так не хотел, как уложить ее на траву и посмотреть, смогу ли я добиться от нее еще нескольких оргазмов, но кто-то же должен следить за мелюзгой.
— Ты тоже мечтаешь хоть немного побыть без детей, малыш? — она скользит руками по моей спине и заднице, и я стону, когда ее тело прижимается ко мне.
— Да.
— Оуу, — она дразнит пальцем меня под хвостом, и мой член подпрыгивает между нами. — Аарон сегодня уже выспался, но когда он ляжет спать вечером, я позабочусь о тебе особенно тщательно, хорошо?
Я издаю дрожащий смешок, когда она еще немного дразнит меня.
— Еще не пора спать?
Она смеется.
Остальные выходят из реки, вытираясь насухо полотенцами и выглядя совершенно расслабленными и довольными. Я отталкиваю Джейд, чтобы схватить Блисс, которая пытается убежать через какой-то кустарник.
— Хэй, ты. Пора трансформироваться, чтобы ты могла удобно устроиться в автокресле, и мы все могли отправиться домой.
Она топает своим маленьким копытцем, и я точно знаю, что она говорит. Я понимаю. Я думаю, что все единороги неохотно трансформируются в этом возрасте. Не тогда, когда бегать на четырех ногах так легко.
Найт натягивает шорты и забирает