– Это где писателя топором зарубили?
– Да.
– Вскользь упомянул, когда увидел, что я читаю его повесть. А при чем тут это?
– Может быть, что-то еще говорил? – Голос следователя стал нарочито мягким, даже вкрадчивым, но руки, напротив, стали нервными, и он принялся крутить между пальцами карандаш, чем очень меня раздражал.
– Нет. Он не любил обсуждать работу. Говорил, не для женских ушей, – глядя на танцующий в его руке карандаш, ответила я.
– И то верно, – кивнул следователь, отложил карандаш и взял из стопки самую верхнюю картонную папку.
Я успела увидеть только часть надписи: «Дело № 83. Исаев П. К.».
– Твоя мама умерла пять лет назад, – прочитал он по бумаге.
– Что? Не понимаю, при чем тут мама? – забеспокоилась я. – Что это за дело? Это все из-за женского волоса и следов крови на его рубашке, да?
– Юля, советую тебе успокоиться и попытаться максимально честно ответить на мои вопросы. Хорошо?
– Нет, не хорошо, – заартачилась я. – Или объясните, что происходит, или я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.
Лицо Мамедова сделалось строгим.
– Твой отец подозревается в серии жестоких убийств. Если ты откажешься помочь следствию, я оформлю тебя как соучастницу, – холодно сказал он, и от его вкрадчивого радушного тона не осталось и следа.
Все внутри меня похолодело от возмущения и абсолютной незащищенности. Я проглотила слюну и вперила в следователя упрямый взгляд.
– Пожалуйста, скажите, что происходит? В чем вы обвиняете папу?
– Два года назад в подмосковном поселке Перепелкин Луг убили семью писателя Иволгина – его жену и четырех дочерей. И не просто убили, а сделали это в точности так, как Иволгин описал в созданном им же обряде. Эти записи нашли при обыске его кабинета. Логично предположить, что это сделал сам Иволгин, но к моменту убийства семьи он был уже две недели как мертв.
– Точно, я помню, его зарубили топором. Но при чем тут папа? – не уловила я связи.
– На форменной рубашке твоего отца найдены следы крови вдовы Иволгина и другие улики с места преступления, где были найдены останки дочерей писателя. Как ты все это можешь объяснить?
– Его могли подставить. Это точно его рубашка?
– Точно. Экспертиза подтвердила. А еще его отпечатки пальцев совпали с отпечатками неизвестного, который был в квартире вдовы Иволгина в день, когда ее убили. Юль, причастность Павла Константиновича по двум из пяти эпизодов доказана, – уверенно проговорил Мамедов, и в выражении его лица появилась жесткость.
– Ну, конечно, два из пяти – это же так много, остальные паровозиком пойдут?
– Юля! – оборвал меня Мамедов, ноздри его широкого носа побелели от возмущения.
– Что, я не знаю, как это делается? Особенно когда за него некому заступиться. Только знайте, есть кому его защитить. Я сама найду настоящего убийцу! – выпалила я и упрямо уставилась ему в глаза, показывая, что не боюсь. Я была так возмущена, что полезла бы драться, если потребовалось бы. Даже перспектива пару дней отдохнуть в обезьяннике не пугала.
– Твой отец не вел себя странно? Может быть, у него появились новые знакомые? – монотонно проговорил Мамедов, возвращаясь к вопросам. Я лишь качала головой, глядя на свои переплетенные пальцы. – В день его смерти ты ничего необычного не увидела, когда вошла в квартиру?
– Мы зашли вместе с Иванихиным, – зло бросила я. – Наверняка дядя Володя уже дал свои показания.
– Но он там не живет. Возможно, ты увидела что-то? Например, вещи не на своем месте…
– У меня отец умер… – Возмущение сдавило горло, и я почувствовала, как лицо мое вспыхнуло жаром. – Я ничего не видела, кроме его взгляда, в котором застыл ужас! – выкрикнула я и с силой сжала руками край сумочки, лежащей на коленях, чтобы следователь не заметил, как дрожат мои руки.
Мамедов опустил глаза, затем подписал пропуск и, подвинув его ко мне, сказал:
– Если что-то вспомнишь, телефон мой знаешь. Юль! – окликнул он меня уже в дверях. – Удачи тебе, и еще раз прими мои искренние соболезнования.
Я решила не идти на остановку, а пройтись пешком, немного развеяться. В голове была такая каша, что самой впору прикупить каких-нибудь таблеток. Но если я хочу доказать невиновность папы, мне нужна ясная голова. Я завернула за угол и направилась в сторону парка.
В детстве мы с мамой чуть ли не каждый день ходили сюда кормить уток. Всегда перед этим заходили в гастроном, который находился рядом с нашим домом, и покупали еще теплую ароматную сайку, половину которой я съедала по дороге. Вторая половина доставалась утиной семье, живущей на небольшом озере все лето, до самых холодов. Потом мы садились на лавочку и ели пломбир. Когда мамы не стало, я снова начала приходить сюда, но уток больше не видела. Они улетели отсюда навсегда – вместе с мамой и моим детством.
Я съела стаканчик мороженого и долго смотрела на блестящую в лучах солнца поверхность воды, которую ветер то и дело покрывал мелкой серебристой рябью. Сегодня она не успокаивала меня, как обычно, а, напротив, вызывала беспокойство.
Наконец я поднялась и зашагала в сторону своего временного прибежища, полная решимости поскорее взяться за расследование. Пока во мне говорило лишь упрямство и досада, но я знала, к кому могу обратиться. Дядя Володя! Надеюсь, его дружба не разбилась о те нелепые обвинения, к которым с такой уверенностью апеллировал Мамедов. Теперь я горела желанием узнать все об этих убийствах в писательском поселке. Уверена, этим нелепым совпадениям есть объяснение.
* * *
На плите засвистел чайник, выпуская из тонкого носика клубы белого пара. Натуся погасила огонь и налила кипяток в фарфоровый заварной чайничек, наполняя маленькую кухню ароматом тепла и уюта.
– Что, так и сказал: подозревается в ритуальном убийстве?
– Да, так и сказал. – Я знала, как бы ужасно ни звучала правда, Натусе можно доверять. Она не будет косо смотреть на меня из-за того, что моего папу подозревают черт знает в чем. – Только ты маме пока ничего не говори.
– Ты же знаешь, я – могила. Что собираешься делать?
– Проведу свое расследование, – твердо ответила я. – Для начала уговорю папиного друга дядю Володю рассказать мне о том ритуальном убийстве. А потом… – Я немного сникла и, чтобы разбавить паузу, налила себе в чашку заварку.
Натуся тут же поднялась и долила мне в чашку кипятку. Потом снова села за стол и, подперев рукой подбородок, с тем же вниманием уставилась на меня. Как