И видавшие многое, прибывшие охотоведы и специалисты из Росприроднадзора, были удивлены и поражены тому, что медведица, родившая накануне спячки, не задавила потомство. В природе же жестокие законы, и по ним, она должна была избавиться от детёныша и впасть в спячку, потому что по этим же законам не выжить зимой ни медведице, ни медвежонку. А эта каким-то образом пошла против природы, ради потомства. Один случай на миллион.
Но всё это лирика. Работали ребята слаженно и чётко, я только наблюдал, на правах покровителя моей шатуньи, чтобы не навредили ни ей, ни медвежонку. Но всё прошло слаженно. Усыпили, сгрузили и отчалили, только развороченный шинами снег остался. Я ещё долго смотрел за утекающей вдаль колонной, потом набрал отцу сообщение, поздравил с Новым годом и поблагодарил его, поехал домой.
После сыновей вернулся в гостиную, и только сейчас увидел развалившегося на диване Фёдора, который тихо похрапывал, уткнувшись лицом в подушку. Парню явно маловато было места, его ноги свисали с дивана. Интересно, что Алёнушка, такая миниатюрная, а брат у неё высокий и плечистый. Я усмехнулся про себя, вспомнив, как он чуть ли в драку не кинулся, когда я его засёк в машине Алёнушки. А эта зараза даже позвонить ему не догадалась, парень весь извёлся, поехала к жениху и пропала. Жених, правда, с душком оказался, это мне уже потом Фёдор рассказал, когда страсти поутихли, и мы выяснили, кто есть кто. Но это даже лучше, теперь я её и к нормальному не отпущу. Всё промотала своё время, не сбежать ей.
В холодильнике нашёл тёткины гостинцы, и, ополоснув лицо и руки тут же в мойке, с голодухи даже не понял, как смёл всё подчистую.
На сытый желудок, усталость навалилась просто неподъёмной тяжестью, и я, позёвывая, развалившись за столом, думал о многом, сменяя лениво мысли и картинки в голове.
О Катьке и наших лучших годах.
О сыновьях, как тяжело им было без матери, и как я душил в себе все чувства, обозлившись на весь мир, и в них пытался тоже душить, слава богу, не получилось.
Про медведицу, что, несмотря ни на что, отчаянно боролась за жизнь, свою и детёныша.
Про отца, который так и не простил мне затворничество, после неудачного брака, всё равно помог.
Про себя, о том, как хорошо, снова чувствовать и признавать, что есть любовь, и что она греет, оживляет.
И, конечно, про Алёнушку. Наивную и такую настоящую. Маленькую, бойкую, непосредственную и очень красивую.
На щеке замерло лёгкое прикосновение. Тонкие пальцы прошлись по бороде, прохлада от нежного касания перетекла на мои веки. И сладкий аромат вполз в ноздри.
Я, оказывается, так и отрубился за столом, а будить меня пришла Алёнушка.
Я не глядя, ориентируясь только на ощущения, сгрёб её в объятия. Она тихо пискнула и немного повозилась, замерла в моих руках. А я блаженно выдохнул, уткнувшись носом в нежный изгиб её шеи, втягивая тёплый аромат, чувствуя, как наполняюсь всем сразу: радостью, от её присутствия; щекотным волнением, что ползёт по позвоночнику; ленивым желанием, потому что её горячее, нежное тело, наконец, в моих руках, и забытой нежностью.
Хотелось всего и сразу. Продолжать баюкать её, и тут же положить перед собой на стол, и исследовать её тело губами. Длить этот момент, и прервать его, утащить в спальню, и дать волю всем своим фантазиям, которые терзают меня, с момента нашей встречи.
Быть нежным и грубым, потому что нетерпеливо, внизу живота, кололось желание, сердце разгоняло кровь, и плоть перевешивала, все эти трепыхания.
- Где ты был? Твои сыновья сказали, что у тебя важное задание,– шепнула Алёнушка, неожиданно на «ты», легонько коснувшись губами уха, и я вздрогнул от щекочущего чувства, приоткрыл один глаз, посмотрел на неё.
В утреннем холодном свете, что лился из окна, черты Алёнушки были смазанные, мягкие. Она была растрёпанная, сонная, и до одури хорошенькая, намного лучше, чем в моих фантазиях.
- Медведицу спасал, - ответил я, двинул руками ниже, проверяя границы дозволенного.
Огладил тонкую талию и повёл ладони по бёдрам, наблюдая за Алёнушкой. Сжал круглые ягодицы, под тонкой футболкой, придвигая ещё ближе к себе.
Жаль, что на мне столько одежды. Я так и остался в карго и тонкой водолазке.
- Что с ней? – встревожено, заговорила она, но руки не оттолкнула, лишь плечи мои сжала крепче.
- С ней всё в порядке, - пробормотал, чертя носом по её щеке и виску, позволяя, наконец, себе, наслаждаться её близостью. – Её и медвежонка отвезут в заповедник, где у них будет достаточно корма, и они успешно перезимуют…
Не договорил, потому что Алёнушка, взяла в ладони моё лицо, подняла его, огладила пальцами щёки, смотря так пронзительно на меня.
- Ты не злой, - сказала она, наклоняясь ближе. – Ты самый добрый и хороший! – и сама аккуратно поцеловала меня.
Её нежное прикосновение запустило цепную реакцию, сбивая все мои стопоры к чёрту.
Я притянул её к себе так близко, захватывая всё больше плоти, вжимая в себя, так сильно, и целовал так неистово, что и самому вскоре стало не хватать кислорода.
Она была невероятно сладкая, отзывчивая. Сшибала мою голову на раз, когда пыталась поспевать за мной, несмело отвечая на мой напор.
И вот я делаю с ней то, что хотел, чего так страстно желал, касаюсь там, где хотел, веду борозды ладоням по нежной коже, сдирая с её тела одежду, всё больше набираясь чёрным влечением.
Алёнушка тихо застонала и послушно выгнулась в моих руках, позволяя всё, что мне так хотелось, с самой первых минут нашей встречи.
- Э-э-э… - раздалось совершенно неожиданно из гостиной. – Если вы забыли, то я здесь сплю. И вообще, хватит осквернять мою сестру, практически на моих глазах.
Мы с Алёнушкой замерли.
В ушах набатом стучал пульс.
Тело содрогалось от желания получить немедленно всё, что ему было обещано разумом.
Алёнушка неуклюже поправила задранную мной футболку и тихо рассмеялась, пряча лицо на моей груди.
- И вообще, - продолжал бухтеть Фёдор. – Сперва гарантии, потом сестру. А то был уже тут один…
- Федя, - взмолила Алёнушка. – Не слушай его, - взглянула на меня, стремительно краснея.
- Нет, он прав, - выдохнул я, усмиряя все свои чувства. – Прав.
Я помог ей спуститься со своих колен и окончательно оправиться.
- Замуж тебя возьму. Пойдёшь!
Сам не ожидал от себя такой поспешности, но произнёс и понял, что всё верно говорю.
- Сумасшедший, - рассмеялась Алёнушка. – Я же могу согласиться, потом не жалуйся.
- Вот это другое дело, - в кухню зашёл помятый Фёдор, потянулся и пожал мне крепко ладонь. – Отдаю. Но должен предупредить, хлопот с ней много.
- Федя, - насупилась Алёнушка.
- Да я уж понял, - притянул её к себе и снова поцеловал. – Тест-драйв пройден.
- Ну, тогда с Новым годом! – отсалютовал Фёдор.
- Люська, стой!
В кухню вбежала кошка, громко заявляя о себе хриплым мяуканьем, за ней заспанный Никита.
Опять подобрал поганку эту, пожалел.
- Привет! – смущённо заулыбался сын. – Прости, пап, мне жалко её стало.
Притянул младшего к себе.
- Ничего страшного, - потрепал его по лохматой гриве. – Куда нам теперь без неё. Но кладовку за ней сам убирать будешь.
Никитка сморщился, но отказываться не стал.
- Никита, садись, - захлопотала Алёнушка, включая свет, и повязывая на себя, неизвестно откуда взявшийся фартук. - Я сейчас чайник поставлю, там ваша тётушка такие вкусные булочки передала.
Никита, довольный приземлился за стол, к нему тут же на колени запрыгнула кошка.
Рядом сел Фёдор, расспрашивая меня про медведицу.
В кухню вполз сонный Гриня, и тоже уселся рядом со всеми. Правда, тут же положил голову на сложенные руки, но как только Алёнушка поставила перед ним тарелку с булочками, и ласково потрепала по голове, тут же ожил, разулыбался, жуя сдобу.
Все болтали наперебой, даже Люська вставляла свой хриплый мяв. А я сидел во главе стола, слушал этот нестройный ропот и ловил себя на том, что наконец-то счастлив.