— О-о-о! — воскликнула она. — Смотри, Лукас, наше памятное место!
Прежде чем он успел хоть что-то добавить, она бросилась к одной из пальм, подхватила упавший высохший листок и черешком написала что-то на песке.
Когда он приблизился, увидел осыпающиеся в буквы песчинки, но прочитать все равно успел: «Здесь трахались Ники и Лукас». Она ехидно посмотрела на него, облизала губы и дописала: «Несколько раз».
Глава 22
Ники
Я не хотела ничего серьезного. Я к этому была не готова. Особенно сейчас, особенно с Лукасом, особенно после Роба, но это серьезное надвигалось на меня, как тропический шторм на острова, неотвратимо и стремительно, поэтому я сделала то, что умела лучше всего. Свела все к одному-единственному и самому древнему инстинкту.
И да, я действительно его безумно хотела. Это напоминало какое-то помешательство, но я хотела этого мужчину везде и во всех позах. То ли Мальдивы разогрели нас до какой-то конкретной точки, после которой остановиться было уже сложно, то ли Мальдивы здесь были ни при чем, и это произошло по какой-то другой причине, но получилось так, как получилось. Мою надпись мы стерли очень быстро, а потом я убежала купаться под палящие лучи дневного почти-экваториального солнца.
Лукас за мной не пошел, предпочел остаться в тени, но, когда я вернулась, притянул меня к себе, устраивая у себя на плече. Я даже не стала сопротивляться, потому что знала, что наше маленькое мальдивское приключение скоро закончится, и он вернется к себе, в свой Франкфурт-на-Майне, а я в Россию. И дальше по списку.
Так все и будет, если я не позволю ему сделать это чем-то большим. И я не позволю. Поэтому я сейчас завозилась в его руках:
— Пойду еще раз искупаюсь. Хочешь со мной?
Он насмешливо посмотрел на меня:
— Сказала женщина, которая боится сгореть.
— Не просто боюсь, я на самом деле постоянно сгораю.
— Ты ни разу за все время здесь не сгорела.
— Это просто потому что я знаю меру… ай!
Он ощутимо ущипнул меня за сосок через купальник, но мне понравилось. Мое тело привыкло к такому обращению и реагировало на него однозначно, и, я могла поклясться, Лукас прекрасно об этом знал. А это значит, что он передумал делать наши отношения чем-то большим. Или, может быть, и не собирался. Просто я чересчур нервно отреагировала на его «Хочу знать о тебе все. Не из файлов. От тебя». Может, это значило только то, что он сказал, и ничего кроме. Может быть, он имел в виду, что тоже хочет взять все по максимуму от наших последних дней здесь. От наших последних дней вместе. А я просто надумала себе всякого в лучших традициях «Она уже представила и свадебное платье, и как они вместе с детьми путешествуют».
Хотя, если уж говорить откровенно, мне понравилось путешествовать с ним. И с Амирой. Это было то, что я когда-то себе представляла, будучи с Робом. Только на месте Роба был мужчина, которого я в то время еще не знала, и девочка, которая перевернула все мои представления о материнстве — о том, что можно вот так в один момент полюбить чужого ребенка, как будто она твоя, все остальное сбылось с удивительной филигранной точностью.
И нет, я не должна была об этом думать. Но я подумала.
К счастью, все мысли вылетели у меня из головы, когда пальцы Лукаса скользнули под чашечку моего купальника, продолжая играть с моей грудью.
Какие-то поразительно короткие острые мгновения.
Лукас приподнял меня и поставил на колени так резко, так резко оказался внутри, что я задохнулась от смены ощущений. Никогда не представляла себя безостановочно трахающейся на песке в дикую жару, даже в тени, но настоящая жара сейчас творилась у меня внутри. По всей протяженности соединения наших тел. Как будто не было первого раунда от силы пятнадцать минут назад, как будто мы не распугали всех крабиков, птичек и прочих местных обитателей моими криками.
Впрочем, сейчас я не кричала, каждое его движение во мне срывало с губ какой-то протяжный стон. Такой же длинный, как скольжение во мне, и такой же чувственный. Песок рассыпался под моими пальцами, не позволяя даже толком за него зацепиться, а его ладонь продолжала терзать мою грудь. То одну, то, когда чувствительность становилась уже слишком острой, другую. В довершение всего его пальцы скользнули между моих влажных складок, сдавливая клитор, и я выдохнула какой-то совсем уже пошлый стон.
И наслаждение, взорвавшееся в моем теле мощным, яростным, сильным оргазмом, от которого потемнело в глазах. Я даже почувствовала, как Лукас вышел из меня, чтобы кончить, и сползла на песок, чтобы через мгновение снова оказаться в его объятиях.
Это было неправильно. Вот так чувствовать себя рядом с ним.
Удивительно, точно на своем месте. Здесь и сейчас. Невероятно, бесконечно измотанной наслаждением и кайфующей от этого. В его руках время словно останавливалось и превращало меня из Ники, которая осталась одна в полной заднице и понятия не имела, что делать со своей жизнью, в Ники, которая умела чувствовать ее так ярко, что даже мальдивское солнце удавилось бы от сознания собственной неполноценности.
«Ты был моим персональным Адом, Лукас Вайцграф, — мелькнула сумасшедшая мысль, а за ней пришла не менее сумасшедшая: — Но мне понравилось в этом Аду».
— О чем ты думаешь? — Его пальцы, пальцы, которые только что гладили меня снизу, еще хранящие мой запах и вкус, скользнули по моим губам.
О том, о чем я никогда тебе не скажу.
— Так, обо всякой ерунде.
— Например?
— Тебе недостаточно быть только внутри моего тела? Хочешь еще войти в мои мысли?
Лукас повернулся ко мне:
— Ты поразительно проницательна, Ники. Я хочу тебя всю.
Я сдавленно фыркнула:
— Ну в таком случае, я думала о том, что идти по такой жаре назад без фруктовых коктейлей со льдом будет еще более изнурительно, а я уже затрахалась.
Он расхохотался. Надо признаться,