Annotation
Нэш Хартли всегда был для меня всем: защитником. Напарником в проделках. Лучшим другом. Тем, кто оказался рядом в самый темный час моей жизни.Но мое сердце хотело большего. И когда я поняла, что Нэш не чувствует ко мне того же, я попыталась двигаться дальше. Какая же это была ошибка.Теперь я снова в нашем маленьком городке, отчаянно пытаясь сбежать от кошмара, в котором оказалась. И единственный человек, которого я хочу увидеть, — это он.Когда вскроются тайны и Нэш узнает, что со мной произошло, он сделает все, чтобы уберечь меня.Но есть те, кто готов пойти на все, чтобы остановить его, — и в этот раз нам обоим может не суждено выжить…
Кэтрин Коулc
Пролог
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
Эпилог
Кэтрин Коулc
Отголоски тебя
Для Сэм.
Нет слов, чтобы выразить, как я благодарна за твою дружбу. Спасибо, что всегда помогаешь мне найти свой голос и довериться интуиции, когда я теряюсь в истории; за то, что разделяешь со мной и неудачи, и победы; за то, что рядом на каждом этапе, несмотря ни на что. Люблю тебя до луны и обратно, моя дорогая подруга.
Пролог
Мэдди
Прошлое
Цифры и буквы на странице учебника плавали перед глазами. Я моргнула, пытаясь выровнять перекошенные строчки. Алгебра и без того была достаточно запутанной — расплывчатое зрение только усугубляло ситуацию.
Я потянулась за бутылкой колы и взглянула на часы. Час тридцать три. Неоновое свечение каждой цифры словно насмехалось надо мной. Я же обещала себе ложиться спать пораньше на этой неделе. Хоть раз за долгое время поспать не меньше шести часов.
Смешок вырвался сам собой, но он был из тех, что граничат с истерикой. Шесть часов сна — это мечта. Между подработкой после школы, волонтерством в приюте для животных, домашкой и кошмарами мне повезет, если удастся наскрести хотя бы четыре.
Я откинулась на спинку стула, пытаясь расслабить мышцы, затекшие за последние несколько часов. Но легче не стало.
Где-то в коридоре раздались тяжелые шаги. По инерции мое тело напряглось. Я закрыла глаза, глубоко вдохнула. Это не он. Его больше нет. Он не сможет больше навредить тебе.
Дверь в мою комнату распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Если бы она была сделана не из самого дешевого материала, в гипсокартоне наверняка бы осталась дыра.
На пороге появилась мама, опершись на косяк, чтобы не потерять равновесие. Лицо у нее было пугающе красным — сама природа подсказывала мне: лучше приготовиться. На ее обтягивающем топе с глубоким вырезом виднелось пятно — пиво или, скорее всего, что-то покрепче.
Запах застарелого алкоголя потянулся в комнату, и у меня зачесались пальцы — так хотелось зажечь свечу на столе. Или побрызгать спреем с тумбочки. Хоть как-то перебить вонь.
Я подавила дрожь, подняла взгляд и встретилась с маминым. Говорить не стала. Просто ждала. Единственная надежда — понять, в каком из своих пьяных настроений она сегодня.
Мама наклонилась вперед, скривив губы в усмешке.
— Че делаешь?
Слова слиплись в одно невнятное бормотание, пока она откидывала обесцвеченные волосы с лица.
Я сглотнула, оставаясь совершенно неподвижной, будто это могло защитить меня. Будто передо мной была гризли, а я должна прикинуться мертвой.
— Домашку доделываю, — прошептала я.
— Думаешь, оценки тебе помогут? Что ты отсюда выберешься? — Мама фыркнула.
Боль кольнула в груди. Снова. Эта вечная жажда... большего. Родителей, которым было бы до меня дело. Настоящей семьи. Любви. Побега.
Я не произнесла ни слова. Не имело значения, стала бы я защищаться или принижать себя. Она все равно нашла бы, за что зацепиться, чтобы возненавидеть меня еще сильнее.
Ее глаза сузились.
— Думаешь, ты лучше меня?
— Нет, — потому что ее кровь, и его тоже, течет в моих венах.
— Думаешь. С тех пор как стала водиться с этим Харти, возомнила себя одной из них. А ты не такая. Ты — мусор. Ничтожество. Они на тебя смотрят только потому, что жалеют.
Боль пронзила грудь. Ложь. Ложь. Ложь. Я повторяла это про себя, как заклинание. Не впустить ее. Не позволить ей снова запутать мне голову.
— Ты ничто! — брызжа слюной, заорала мама. — Ты хуже, чем ничто. Ты все портишь!
Из ее горла вырвался сдавленный рыдающий звук, и она сжалась, будто под тяжестью собственного горя. У меня перехватило горло, но я отодвинулась от стола и поднялась.
— Пойдем. Я помогу тебе лечь, — сказала я, протянув руку.
Она вырвалась.
— Не трогай меня! Ты его у меня забрала! — взвизгнула она.
Я не забирала никого. Прятала синяки и треснувшие ребра. Но он зашел слишком далеко. И тогда вмешалась полиция.
Я помню ту больничную койку, как будто это было вчера. И слова начальника полиции о том, что мой отец больше не вернется, что теперь я в безопасности. Это было облегчение. Чистое, ничем не разбавленное.
Мамины истерики вернули меня в реальность.
— Пожалуйста, давай я тебе помогу.
— Ненавижу тебя, — прошипела она.
— Я знаю. — Я вновь взяла ее за руку и повела по коридору нашего трейлера, в сторону ее спальни. Эти слова — я тебя ненавижу — вжились в меня. Они были частью моей повседневности.
Я включила свет и невольно поморщилась. Каждое воскресенье я убиралась в доме от и до, но в мамину комнату не получалось попасть уже давно — она почти не уходила. И теперь я не удивилась: будто ураган пронесся.
Нос сморщился. Тот же затхлый запах алкоголя, но вперемешку с чем-то еще. Рвота.
Я дышала через рот, ведя ее к кровати. Слезы все еще текли, но теперь слова были невнятны. Это было даже к лучшему. Мне все равно не нужно было слышать, как она повторяет свою ненависть снова и снова.
Я откинула одеяло, и мама рухнула на матрас, что-то пробормотав. Я нагнулась, стянула один ее сапог. Потом другой — тот пришлось повозить. Но он тоже поддался.
— Ложись, — мягко сказала я.
Она послушалась.
Я подняла ее ноги, уложила как следует и накрыла одеялом. Ее дыхание стало ровным — она заснула.
Этот звук принес мне хоть каплю облегчения. Но недостаточно. Потому что просыпалась она всегда по-разному. Иногда — в слезах и с намеками на раскаяние. Никогда не извинялась напрямую, но могла сказать, что я красиво выгляжу, и сунуть пару долларов на обед. А иногда — в ярости. В такой, что приходилось прятаться.
Все внутри сжалось. Моя память хранила миллионы моментов и ни один из них не был хорошим. Но они подстегнули меня к действию.
Я вышла в гостиную. Дверь трейлера была распахнута, содержимое маминой сумки — на полу. Она даже не потрудилась закрыть ее. Ей нужно было только одно — прийти и сказать мне, как сильно она меня ненавидит.
Я схватила сумку, порылась в ней, пока пальцы не нащупали холодный металл. Это было глупо. Я могла угодить в полицию. Или, что хуже, в приемную семью. А я знала, насколько жестоко бывает в приемных семьях. Назад дороги не было.
Но я не могла иначе. Потому что когда все рушилось, мне нужно было только одно — попасть туда, где мне по-настоящему хорошо.
Я только молилась, чтобы меня не остановили по пути. По крайней мере, в этом году мне исполнилось пятнадцать, и я получила временные водительские права. Да и, если честно, мне не особо нужен был инструктор — мама заставляла меня возить ее домой из баров с тринадцати лет.