– Хорошо. Я подам заявку.
– Милый, наше чудо свершилось! Кого закажем, мальчика или девочку?
– Девочку.
Ночь нашего решения наполнилась страстью и стонами. Кажется, я никогда прежде так самоотверженно не занималась любовью.
В фойе «Будущих Жизней» нас встретила молодая медсестра. Улыбалась она шире, чем позволяло худое лицо. Щеки вот-вот треснут.
– Мистер и миссис Дэвис, доктор ждет вас. Доктор Пирс Сандерс – ведущий специалист в своей области. Он будет наблюдать вас на протяжении всего периода. Меня зовут Саманта. Я ассистирующая медсестра. Доктор Сандерс лично прикрепил меня к вашей паре.
– Прикрепил? – удивилась я. – В каком смысле прикрепил?
– После процедуры я полностью в вашем распоряжении на все девять месяцев беременности и последующий месяц после ваших родов. Видите ли, первый месяц жизни ребенка опасен ВСН – внезапной смертью ново…
– Моих родов? – снова переспросила я. – Мне послышалось?
Ни один мускул не дрогнул на впалых щеках Саманты. Зато Калеб выдернул руку из моей ладони.
– Калеб, о чем она?
Калеб хмыкнул. Виноват – хмыканье всегда означает вину.
– Видишь ли, дорогая, тебе придется выносить этого ребенка.
– Миссис Дэвис!
Я покачнулась. Вцепилась в Саманту, чтобы не упасть. Глаза заволокло пеленой ярости.
– Когда ты собирался мне сказать? – зашипела я, тыча ему пальцем в грудь. – Ты хоть знаешь, когда в последний раз женщины класса Д и выше рожали самостоятельно? Может, нам в Восьмой район переехать? Я могу родить двоих детей в одном из их уютных подвалов, пропахших сыростью и мочой. У меня даже помощники будут – брат и его дура-жена.
Мой голос разлетался в прохладной тишине совершенно пустого вестибюля «Будущих Жизней». Они разогнали всех очередников, пациентов и персонал. Для нас с Калебом. Гвоздей программы.
– Одного, стандартного, – сказал Калеб. – А нашего ребенка выносит искусственная утроба, как положено.
Я кричала и колотила мужа. Вместо слов выходил рев. Мне хотелось разбить его спокойное лицо, чтобы кровь брызнула на белый пол.
– Ты поставила подпись. – Он схватил меня за запястья. – Обратного пути нет.
– Ты… – Слюна полетела ему в глаза. – Ты утаил от меня незначительную мелочь, да, Калеб?
– Мы же хотели ребенка. Ты хотела. Только об этом и говорила последние пять лет.
– Но не такого. Не так. Родить… Рожай сам тогда своих недоделанных детей. – Я осеклась. – Ты… ты разрушил мою мечту, мою идеальную семью. Хоть через задницу их рожай, я ухожу!
Я отвернулась от него, но наткнулась на улыбающуюся Саманту. Калеб подошел вплотную сзади. Они теснили меня.
– Ты позоришь нас, – шепнул Калеб, развернув меня обратно. – Везде камеры. Твои выходки могут стоить мне карьеры.
– Плевала я!
– Заткнись, Карен. – Калеб изо всех сил старался сохранять спокойствие. А я – нет.
Я размахнулась. Есть ли женщина, не желающая врезать мужу-козлу вот так, с разворота? По наглому, самодовольному, гладковыбритому лицу. Руку перехватила стальная хватка Саманты. С той же улыбкой она отвела удар от Калеба. Двумя пальцами. Чертова бионическая кукла! Медсестра-болванка. Из указательного пальца другой ее руки вылез инъекционный поршень. Шею обожгло. Мое тело обмякло, перестало слушаться, сознание таяло в наползающей тьме. Я падала в объятия Калеба, проваливалась в сон.
– Это все ради нас, Карен.
– Она просыпается, новую дозу. – Слова ползли вспышками по мутному стеклу. Время растекалось перед глазами радужными пятнами. Я успела выхватить сознанием темную челку под медицинской шапочкой, руку в перчатке, вынырнувшую откуда-то снизу, из-под зеленого покрывала на моих широко разведенных, вздернутых ногах.
Я вынырнула из планшета. Меня бил озноб, и вместе с тем я бы не оторвалась от экрана, если бы текст не закончился. Папка дала мне желанную информацию. Не песни гимнов, не обрывки прошлого – мне открыли душу женщины, жившей давно, точно до Катаклизма. Она вела дневник, кто-то сохранил его, счел необходимым внести в базу Ковчега и отчего-то подсунул мне. Словно услышал мои мысли, желание узнать больше. Я не просто читала, я видела Карен, чуть ли не была ею. Эмоции, хлеставшие из нее, всколыхнули мои собственные. Вместе с ней я влепила пощечину мерзкому Калебу, сражалась с жутким, совершенно неудобным креслом, ненавидела Саманту. Сам факт существования женщины-робота поразил меня меньше, потому что я думала мыслями Карен. Неожиданно я прикоснулась к прошлому, которое волновало меня. В том, что эти события происходили на самом деле, я не сомневалась. Карен подтверждала слова учителя. Они жили до Взрыва. В красивых домах. Работали, строили планы на будущее, ездили на невероятных штуках по чистым улицам. Карен носила яркую одежду, туфли возвышали ее над землей. Никаких обносков. Она говорила о каком-то Санте, непонятной искусственной утробе, о Восьмом районе, где жили не такие как все, об очереди на детей. Подумать только, моя мать не знала, как избавиться от лишнего рта, а во времена Карен занимали очередь на разрешение заиметь ребенка! Я заглянула в другой мир, в общество красивых, уверенных в себе людей. Эти люди умели жить.
Планшет грел пальцы. Я сунула его под подушку и обнаружила еще один подарок. Голубой тюбик без опознавательных знаков. Гель? Или яд, чтобы я уже наконец отмучилась? Нет, точно не яд. Хотели бы избавиться, в спальню бы не притащили.
Я выдавила бесцветную жижу на ладонь, пахла она точь-в-точь как та шапочка, вылечившая кожу головы.
«Кто принес мне ее? Кто принес мне шар, погрузившийся в планшет, чтобы стать историей Карен? – думала я, осторожно намазывая свои ожоги. – Почему для этого кто-то должен был умереть? Откуда мальчик выкрал его?»
«Ты усвоишь урок, – кричал Демон над беззащитным противником. – Нельзя брать то, что принадлежит Ковчегу! Ты искупишь вину!»
Впервые со дня, когда в Пирамиде сумела вызвать в видении папу, я захотела не просто наблюдать, но и что-то делать. Мое существование на Ковчеге украсили парочка шрамов от ожогов на шее, в дополнение к шраму под губой, подглядывание за жизнью Карен и попытки разобрать мой новый дом на мелкие детали в поисках правды.
Глава 4
Старый великан и отвертка
Лишь те-то и друзья, не на словах – на деле,
Кто наши кандалы и на себя б надели.
Носир Хисроу
Впереди колонны раздалось шипение. Кто-то споткнулся о вогнутую деталь, крышку люка, но подавил вскрик боли. Стройный ряд на несколько мгновений распался.
– Разваливаемся, – хихикнула мне в затылок Эн.
– Жалко как, – выдохнула