Она смотрит на меня с усталой улыбкой и тихо добавляет:
– Перестань искать причины и отмазки. Начни слушать свое сердце.
Я и так его слушаю безостановочно.
Глава 27
СКАРЛЕТТ СКАЙ
Чувствую, что все возвращается на свои места…
…почти все.
– Ты готова? – спрашивает Айзек, забирая мои вещи.
Я обвожу взглядом палату, где провела больше двух недель. Здесь все стало знакомо до мелочей: стерильный запах, ровный гул аппаратов, застывшие в стекле часы на стене. Мое состояние стабильное, прогноз – тот же, что и в прошлые годы: ожидание, зависимость от машины, медленный пульс надежды и страха одновременно.
– Скай? – снова его голос. Я поворачиваюсь к нему и слегка киваю, чтобы подтвердить, что готова уходить.
Я хватаю сумочку и следую за Айзеком к выходу. Дверь закрывается за мной, коридор клиники тянется светлой полосой под лампами. Но что-то не так.
Я останавливаюсь, уловив в воздухе насыщенный запах эвкалипта. Смотрю по сторонам – мне не могло показаться. Но я вижу только растения в горшках, предназначенные для поддержания флоры в помещении.
Неужели я так сильно обезумела, пока лежала здесь?
Сбрасываю с себя это броское сомнение, качаю головой, чтобы прогнать странное ощущение.
– Ты идешь? – спрашивает Айзек. Я снова киваю и подхожу ближе.
– Ты чувствуешь запах эвкалипта здесь? – нахмурившись, уточняю, глядя прямо на него.
Он принюхивается, пожимает плечами, а потом спокойно отвечает:
– Это просто запах лекарств и больницы, Скай.
Наверное, он прав…
Мы продолжаем идти, но Айзек говорит, что нужно уладить формальности с оплатой. Я иду за ним, опережаю, опираюсь на стойку и протягиваю банковскую карту девушке:
– Оплата за мое пребывание здесь.
– Скай… – начинает он, но я перебиваю.
– Я сама в состоянии оплатить свое лечение, Айзек, – шиплю я, обернувшись к нему.
– Извините, но оплата отклонена, – произносит регистратор, и я начинаю хмуриться.
– Попробуйте еще раз.
Она пробует еще раз. Потом еще раз. Потом отходит куда-то и возвращается со словами:
– Ваше лечение и пребывание в нашей клинике были оплачены в первый же день.
Я перевожу взгляд на Айзека. В его глазах расплывается смешанное выражение – удивление и некая настороженность.
– Кто оплатил? – спрашиваю я, не разрывая зрительного контакта с Айзеком.
– Это конфиденциальная информация, которую я не могу разглашать, – отвечает девушка за стойкой.
– Человек с фамилией Каттанео?
– Извините, но я не могу выдавать данные о человеке… – сотрудница робко покачивает головой.
– Просто ответьте «да» или «нет», – настаиваю я.
– Да, – неохотно отвечает она.
Сначала через меня проходит облегчение: я не сошла с ума – он действительно был здесь. Но это облегчение тут же сменяется холодной волной разочарования и тревоги: зачем он это сделал?
– Спасибо, – благодарю девушку и, не обращая внимания ни на что больше, решительно отправляюсь на выход.
– Скай, постой, – просит Айзек, но я не слушаю его, продолжаю идти. – Скай…
– Ты знал? – останавливаюсь и поворачиваюсь лишь наполовину, чтобы не смотреть ему в глаза. – Знал, что он был здесь, и ничего не сказал мне? Видел, как я сходила с ума каждое утро, просыпаясь в чужой реальности. Слушал, как мне плохо, прятался за заботой, – губы дрожат, но я храню контроль. – Но не сказал ни слова, что он приходил.
– Я… хотел как лучше. Ты была не в себе. Тебе было плохо, и он стал тем, из‑за кого тебе стало еще хуже. Ему нужно быть подальше, чтобы ты могла прийти в себя.
Он делает паузу, обреченно вздыхает и, опустив взгляд в землю, выдает мне правду:
– Ай, плевать, можешь топить меня в медовом сиропе. Он не мог держаться подальше. Приходил каждую ночь. Сидел под дверью, потом заходил и сидел у твоих ног. Я пытался с ним говорить, вразумить и сказать, чтобы он отстал, но он не слушал – ему было важно быть рядом.
Он делает паузу.
– Пока ты спала, он был рядом. Он приносил букеты эвкалипта каждый день, расставлял их по клинике, но не у тебя. Тихо пел для тебя какую-то песню, что-то рассказывал – я слышал это несколько раз. Он просил персонал снизить температуру в палате, потому что ты не любишь жару. Просил контролировать твое питание, чтобы ты получала все только свежее и качественное.
Снова пауза, которая сжимает сердце.
– Он, черт возьми, прятался под кроватью и за шторами, когда ты просыпалась посреди ночи. Когда я пересекся с ним в уборной, он попросил меня не говорить тебе о нем ничего, ссылаясь на то, что тебе так будет проще.
Его голос тонет в моих воспоминаниях: запах эвкалипта, шорох его шагов, едва уловимый запах. Я не выдумывала эти ночи.
– Не нужно решать за меня, – говорю тихо. – Я научилась делать это сама.
– Ну и куда ты идешь? – спрашивает с легким упреком.
– Принимать правильное решение, – пожимаю плечами и ухожу, собираясь вызвать такси. Но Айзек подходит ко мне, останавливает касанием за руку и смотрит в глаза с легкой улыбкой:
– Тебя подвезти, решительница?
Дубль два. Особняк Тео. Важный разговор.
Стою перед закрытой дверью, но на этот раз принимаю решение не стучать по ней ногой, а открыть по-человечески. Ладонь скользит по холодной бронзе ручки, опускается, но дверь не поддается. Она закрыта? Нет, он просто держит ее с обратной стороны, опускает ручку и подтягивает ее на себя.
В руке у него объемный букет эвкалипта, усыпанный нежными хлопковыми соцветиями, на теле – темная футболка, простая, без прикрас. Он смотрит на меня не улыбаясь, сухо, устало, но с жалостью.
И зарождающаяся улыбка на моих губах тонет под этим осознанием.
Под грудной клеткой начинает щемить. Подступает острое сожаление: может, мне не стоило приходить. Может, мне следовало поехать к Айзеку и принять его предложение – пожить у него.
Но память подсовывает другой кадр: Тео оплачивал мое лечение, мое пребывание в клинике. И ярость вспыхивает, как электрический разряд – кулак врезается в его грудь с силой, отталкивая его в дом. Я подхожу снова и снова, руки бьют, бьют, словно этим я пытаюсь выбить из себя страх и обиду.
Букет падает на пол, листва шуршит, хлопок рассыпается – Тео остается, не отступая. Смотрит мне в глаза и принимает все это молча.
– Ты серьезно, Тео? – выдыхаю я, подходя ближе. – Ты… твои деньги. Боже, зачем? Зачем ты это сделал?
– Скай…
– Ты понимаешь, как я себя теперь