Очнулся Гай у очага; сверху вниз на него глядело девичье личико. В первое мгновение черты ее словно бы расплывались в огненном ореоле. Девушка была совсем юная и очень хороша собой. Широко расставленные, осененные светлыми ресницами глаза – удивительного оттенка: не то орехово-карие, не то серые. На подбородке – ямочки, но губы поджаты так серьезно, что кажутся старше самой девушки; волосы такие же бледно-золотистые, почти бесцветные, как и ресницы – пламя роняет на них рыжий отблеск. Она провела рукой по лицу раненого, и юноша ощутил прохладное прикосновение: незнакомка только что обмывала его водой.
Гай долго и неотрывно смотрел на девушку, пока ее черты не запечатлелись в его памяти навечно. Тут кто-то сказал:
– Довольно, Эйлан, сдается мне, он очнулся.
И девушка отошла.
Эйлан… Да, где-то он уже слышал это имя. Может, во сне? Какая она красавица!
Гай с трудом приподнялся. Он лежал на лавке в стенной нише. Юноша заозирался, пытаясь понять, куда он попал. Рядом с кроватью стояли Кинрик – тот самый светлокудрый богатырь, что вытащил его из ямы, и пожилой друид, имени которого римлянин пока не знал. Дом был выстроен в старинном кельтском стиле: деревянный каркас венчала круглая куполообразная крыша, оструганные бревна лучами расходились от высокого гребня к приземистым стенам. В таком доме Гай не бывал с тех пор, как мать еще малышом возила его в гости к родне.
На полу плотным слоем лежал тростник; стена, сплетенная из ореховых прутьев, была обмазана и оштукатурена побеленной глиной; такие же плетеные ширмы служили перегородками между кроватями в нишах. Дверью служил откидной кожаный полог. Под здешним кровом Гай вдруг почувствовал себя малым ребенком – как если бы все годы сурового римского воспитания исчезли в никуда.
Гай медленно обвел взглядом дом – и вновь посмотрел на девушку. Она была в платье из красно-бурого льна; в руках она держала медную чашу; она была высока, но младше, чем ему показалось поначалу; под складками платья угадывалась по-детски угловатая фигура. Позади нее в центре комнаты пылал очаг; в светлых волосах играли блики огня.
В свете очага был хорошо виден и мужчина постарше – друид. Гай чуть повернул голову, рассматривая его сквозь ресницы. Друиды славились среди бриттов своей ученостью, но юноше всю жизнь внушали, что все они – одержимые изуверы. Оказаться в доме друида – все равно что проснуться в волчьем логове; и Гай не скрывал от самого себя, как ему страшно.
По крайней мере, услышав, как старик преспокойно рассуждает о циркуляции крови – от отцовского лекаря-грека Гай знал, что это учение доступно лишь жрецам-целителям наивысшего ранга, – у юноши хватило ума не сболтнуть о том, что он – римлянин.
А эти люди даже не думали скрывать, кто они. «Мы эту ловушку выкопали на кабанов, медведей и римлян», – походя сообщил дюжий юнец. Уже одно это должно было сразу подсказать Гаю, как далеко он от маленького защищенного мирка римского владычества. А ведь до расквартированного в Деве легиона всего-то день езды!
Но если он, Гай, угодил в руки врагов, то, по крайней мере, обращаются с ним хорошо. На девушке – добротно сшитое платье; а в ладонях ее – медная чаша тонкой работы; не иначе, как с одного из южных рынков.
В подвесных светильниках, плавая в жиру, горели фитили из сердцевины ситника; постель, на которой устроили раненого, была застлана льняным полотном, соломенный матрас благоухал душистыми травами. После сырой и промозглой ямы в доме было восхитительно тепло. Пожилой друид, руководивший спасением Гая, подошел и присел рядом, и юноша впервые смог как следует рассмотреть своего благодетеля.
Этот крепкий, широкоплечий здоровяк обладал недюжинной силой: такой с легкостью опрокинул бы наземь быка. Грубые черты лица словно бы вытесаны из камня; светло-серые глаза смотрят холодно. Волосы щедро тронула седина; Гай прикинул про себя, что хозяин – ровесник его отца: ему, верно, около пятидесяти.
– Ты чудом избежал смерти, юноша, – обронил друид. Гаю показалось, что тот привычен поучать и отчитывать. – Следующий раз гляди в оба. Сейчас я осмотрю твое плечо. Эйлан, – он поманил к себе девушку и шепотом дал ей какие-то указания. Девушка ушла.
– Кому я обязан жизнью, почтеннейший? – спросил Гай. Прежде он и представить себе не мог, что вынужден будет выказать уважение друиду! Гай, как и все прочие римские юноши, вырос на страшных россказнях Цезаря о человеческих жертвоприношениях и на истории войн, которые велись того ради, чтобы искоренить друидический культ в Британии и в Галлии. Но не всех друидов удалось уничтожить. Римские эдикты более-менее успешно ограничивали их власть, однако неприятностей от этих жрецов было не меньше, чем от христиан. Разница заключалась лишь в том, что христиане сеяли недовольство в городах и отказывались поклоняться императору, а друиды могли поднять на кровопролитную войну даже покоренные племена.
Однако ж было в этом человеке нечто, внушающее уважение.
– Меня зовут Бендейгид, – отвечал друид, но сам ни о чем расспрашивать Гая не стал. Молодой римлянин вспомнил, что слышал от родичей матери, будто для кельтов гость священен – по крайней мере, так принято за пределами римских владений. Злейшего врага здесь приютят и накормят – а потом он волен уйти, ничего о себе не рассказав, и никто не задаст ему ни единого вопроса. Гай облегченно выдохнул: в ближайшее время ему ничего не угрожает. В этом доме безопаснее – и мудрее – просить помощи как гостю, нежели требовать ее по праву завоевателя.
Юная Эйлан снова вернулась к нише с небольшим дубовым ларцом, окованным железом, и рогом для питья.
– Отец, это то, что тебе нужно? – робко проговорила она.
Друид коротко кивнул, взял ларец и жестом велел ей передать рог Гаю. Юноша протянул руку – и, к собственному удивлению, осознал, что не в силах удержать рог в ослабевших пальцах.
– Пей, – проговорил друид. Судя по его манере, хозяин привык отдавать приказы – и ждал безоговорочного повиновения. Спустя минуту он добавил: – Тебе это понадобится – к тому времени, как мы с тобой покончим. – Говорил он вполне