– Скажи, Али, а охранники хоть как-то смогли охарактеризовать его?
– По их словам, говорил он как-то странно, с трудом, будто во рту что-то мешает шевелиться языку. Но ничего подозрительного они не заметили.
– Да… – протянул я. – Полезного мало.
Али помрачнел.
– Но разве по записи нельзя сделать какие-то выводы?
Зейнеп была настроена более оптимистично, чем я.
– Думаю, к чему-то можно прийти. Конечно, нужно еще копать и копать, но то, что Слепой Кот пошел на риск и появился в доме убитого, ясно показывает, что он загнан в угол. Он чем-то напуган, а страх заставляет человека совершать ошибки. У нас на руках есть две хорошие улики: вот это видео и частицы красной грязи.
Мне стало стыдно – моя помощница была абсолютно права, а я разнюнился. Видимо, смерть Зекаи так на меня повлияла. Нужно собраться.
– Что, по-твоему, могло заставить его занервничать? – спросил я. – Почему он действует так, как никогда прежде? Если это действительно Слепой Кот.
Зейнеп слегка нахмурилась – она так всегда делала, когда не могла с ходу ответить на вопрос.
– Не знаю, господин главный комиссар. Не могу этого внятно объяснить. Но если он рискнул прийти сюда…
– Это не самый большой риск! – встрял Али. – Самый большой – это убийство Зекаи-бея. Для него это рубеж. Почему он решил нарушить свой ритуал и убить полицейского? Сначала нам надо ответить на этот вопрос.
«Браво, ребятки! – подумал я. – Вы оба очень правильно размышляете. Есть на кого оставить ремесло, когда уйду на пенсию».
– Скорее всего, – продолжила Зейнеп, – Зекаи-бей наткнулся на какую-то важную информацию, связанную со Слепым Котом. Думаю, он понял, кто это.
Я вспомнил про папку Альпера.
– Прежде всего нужно изучить материалы, переданные нам бывшим помощником Зекаи. Наверняка там что-то есть. Зейнеп, ты умеешь читать между строк. Все догадки Зекаи должны быть там.
– Конечно, господин комиссар! Уверена, самое позднее к завтрашнему вечеру у нас будет все что нужно.
– Мы вместе разберемся, господин комиссар, – с легкой обидой произнес Али. – Не волнуйтесь, не пропустим ни единой мелочи.
– Хорошо, Али, – улыбнулся я. – Но прямо сейчас тебе нужно найди такси, на котором приехал подозреваемый. Выясни, где он сел, о чем разговаривал с таксистом – все, что только можно. Есть вероятность, что водитель запомнил что-то действительно важное. А потом присоединяйся к Зейнеп. А я поговорю с Краснолицым. Интересно, что он расскажет о нашей жертве?
42
Почему же не в Турции, а в Косово?
Когда я оказался на Истикляле [61], уже темнело. Оставив свой драндулет на парковке в Тепебаши [62], я зашел в пассаж Хаззопуло [63]со стороны британского консульства. Вымотанные жарой стамбульцы сидели за столиками кафе, попивая прохладительные напитки. Я огляделся в поисках своего старого знакомого. Мосье Джемаль сидел в уголке и потягивал кальян. Одетый в темно-синий костюм, он будто бы и не замечал духоты. Напротив него сидел какой-то амбал. Щеки амбала были красными, и я догадался, что это Сатылмыш Гюндогду. Мосье, как всегда, сдержал свое слово и привел его на встречу. Они меня пока не заметили; Краснолицый размахивал руками, что-то возбужденно рассказывая, а Мосье вежливо слушал его. В какой-то момент он вынул мундштук изо рта и бросил несколько фраз, но я, конечно же, не услышал, что он сказал. Наконец мы пересеклись взглядами, и у старика на губах появилась радостная улыбка, обнажившая редкие зубы. Он отложил в сторону шланг и поднялся на ноги. Сатылмыш тоже встал.
– Рад приветствовать тебя, Невзат! – Мосье протянул мне руку. – Давненько мы не виделись.
Я ответил ему крепким рукопожатием.
– Все так, давненько, но, если бы я тебе не позвонил, ты бы обо мне и не вспомнил.
Он рассмеялся.
– Ничего подобного, Невзат. Ты же у нас занятой человек, тебя даже страшно от работы отрывать… А так-то я про тебя каждый день вспоминаю. – Он кивнул на Краснолицего. – А вот и человек, с которым ты хотел поговорить…
– Сатылмыш Гюндогду, стало быть, – закончил я за него. – День добрый, Сатылмыш, рад познакомиться.
Он уважительно поднес правую руку к груди и слегка наклонил голову.
– И я рад. Весь к вашим услугам.
Мосье посмотрел на него так, будто Краснолицый допустил какую-то оплошность.
– Не спеши, Сатылмыш. Дай нашему гостю слегка отдохнуть, дыхание перевести, в себя прийти.
Лицо у мужчины стало еще краснее.
– Прошу прощения, Джемаль-аби, я же хотел… вот это самое…
– Про вот это самое успеем поговорить. – Мосье перевел на меня дружелюбный взгляд. – Ты присаживайся, Невзат. Прости, тут даже и местечка попрохладней для дорогого гостя не найти… Ну да ладно, хотя бы не на солнцепеке. Мы все уже от этой жары ошалели.
– Да не волнуйся, все в порядке, – сказал я, усаживаясь.
Он подождал, пока я устроюсь поудобней, и довольно произнес:
– Сейчас кофе принесут, и кальян я уже попросил зарядить. Причем не каким-нибудь там двойным яблочком, как молодежь любит, а первосортным табачком из Хасанкейфа [64]. – Мосье был из той старой гвардии, что предпочитала курить кальян с неароматизированным табаком.
– Спасибо, дорогой, я тоже всю эту новомодную тему не люблю. Но сегодня, уж извини, не присоединюсь, слишком жарко.
– Но от кофе-то не откажешься?
– Вот это с удовольствием. Но, ради Аллаха, позволь я сначала стаканчик холодной воды пропущу.
Он подал знак официанту, и тот мгновенно появился у нашего столика с запотевшей бутылкой воды и кофе. Краснолицый все это время сидел, положив ладони на колени, как примерный ученик.
– Возможно, вы уже слышали, Сатылмыш, – сказал я, начиная разговор. – Кансу Сармашик умер.
Брови у него полезли на лоб.
– Как? Кансу? Наш хирург помер?
– Точнее – убит. – Я внимательно посмотрел в черные глаза, опушенные редкими ресницами. – Вчера обнаружили тело в парке аттракционов.
Багровое лицо скривилось.
– Кто? Кто его убил?
– Вот мы и пытаемся выяснить. Какие у вас были отношения в последнее время?
Мужчина тут же перешел в оборону.
– Отличные, просто замечательные. У меня все хорошо было с Кансу-беем, а у него со мной. Он должен был провести пересадку почки моему младшему племяннику Огузджану. Нам никак не удавалось найти донора, а он все уладил. Операция через три дня должна была пройти. – Он замолчал, прикрыв рукой рот. – Черт, значит, Кансу умер… – Черные глаза тревожно забегали. – Но кто же тогда пересадит почку моему Огузджану?
Тут я понял,