Луи Каравак. «Полтавская битва». 1717–1719 гг
Утро началось с плохих известий. Иван, прибывший из штаба, сообщил брату:
– Вчера, 26 июня, один унтер-офицер Семеновского полка, «немчич», перебежал к врагу.
– Иван, так перебежчик укажет шведам наиболее слабые звенья в российском войске, стыки полков, да вон вновь прибывшие ещё пороху не нюхали!
– Да, неважные дела, Государю доложили, Василий! Уже пошла команда переодеть вновь набранный полк в иную форму, а их мундиры надевают солдаты одного из лучших наших полков – Новгородцы! Умно решил царь, ой умно! Точно попрут на Новгородцев, да и получат пороху!
– А командирам, Иван, сообщили, что наших переодевают? А то полк теперь одевает форму, сходную со шведской больно?
– Должны были, хоть уже всё в спешке пошло-поехало!
Полтавское сражение началось с выступлением шведской армии к русским редутам. После упорного двухчасового боя шведам удалось овладеть лишь двумя передовыми, и они начали перегруппировку влево. При этом шесть правофланговых шведских батальонов и несколько эскадронов оторвались от главных сил и отошли в лес севернее Полтавы, где были разгромлены двинувшейся за ними конницей А. Д. Меншикова и сдались. Остальная часть русской конницы под командованием генерала Р. Х. Боура по приказу Петра I стала отходить к лагерю. Шведы прорвались между редутами, но попали под артиллерийский и ружейный фланговый огонь из лагеря и в беспорядке отошли в Будищенский лес.
Ключевым эпизодом побоища стала атака шведов на позиции первого батальона Новгородского полка. Когда враг уже практически разгромил первый батальон, Пётр I лично повел в контратаку второй батальон Новгородского полка, поддержанный драгунами.
– За мной, вперёд! Государь с нами! – и вытащив палаш Татищев рванул к царю, дабы защитить его, находясь в составе перешедших в наступление.
Драгуны в едином порыве поддержали своего поручика и в полном безмолвии ринулись на врага. Это потом родится боевой клич «Ура!», а пока воинский устав 1706 года запрещал солдатам кричать во время боя. «Чтобы все, а наипаче офицеры, смотрели того, чтоб отнюдь крику не было во время бою, а ежели в которой роте, или полку, учинится крик, то без всякого милосердия тех рот офицеры будут повешены. А офицерам такая дается власть, ежели который солдат или драгун закричит, тотчас заколоть до смерти».
Перед глазами Василия Татищева то и дело менялись лица шведов, то перекошенных злобой, то смотрящие со страхом, то искажённые болью. А он всё рубил, стрелял, опять рубил, рубил, рубил…
Всё это время он был рядом с Петром I, стараясь защитить его от врагов, так же рядом сражались его солдаты, пытавшиеся не отстать от своего поручика и царя. В пылу боя Татищев увидел, что одна из пуль пробила Петру шляпу. Взревев, как бык, он рванул к царю. В это время и сам наткнулся на пулю и упал чуть ли не у ног Петра.
Над головой синело небо. Где-то высоко летали птицы, наверное, стрижи, с ужасом наблюдавшие за безумством людей, убивавших друг друга. Справа и слева проносились вокруг него чьи-то ноги, разноцветье форменной одежды рябило в глазах.
– Как там царь, как мои драгуны? – пролетало у него в голове, – надо встать, надо вперёд, надо…
Внезапно небо заслонила чья-то треуголка с размытым лицом, потом проявились усы, глаза: «О боже, это же Государь!», Татищев сделал попытку встать, но Пётр придержал его рукой:
– Что поручик? Это не стольником суп разносить в хоромах царских! А?
Пётр I наклонился и поцеловал Василия в лоб:
– Спасибо тебе, герой, спасибо тебе, поручик, поздравляю тебя, ибо это праздник быть раненным за Отечество своё!
А Татищев лежал, нет не лежал, а парил высоко в синем бескрайнем небе, улыбался и был бесконечно счастлив за это внимание к нему, раненному солдату, Его Высочества!
«Счастлив для меня тот день, когда я ранен был на Полтавском поле подле Государя, который сам распоряжал под пулями и ядрами, и когда он по обыкновению своему поцеловал меня в лоб и поздравил раненым за Отечество», – пройдут годы и эти слова в своих воспоминаниях напишет Василий Никитич Татищев.
В это время русская конница стала охватывать фланги противника. Шведы начали отступление, превратившееся в беспорядочное бегство. Преследование продолжалось до Переволочны, где остатки сдались в плен. В результате Полтавской битвы шведская армия была полностью обескровлена и уже не могла вести наступательных действий. Король Карл XII с Мазепой сумел бежать и скрыться на территории Османской империи в Бендерах. Военное могущество Швеции было подорвано, и в Северной войне произошел перелом в пользу России.
7.8. Татищев после Полтавской битвы
В 1711 году двадцатипятилетний Василий Никитич участвует в Прутском походе против Османской империи и после похода получает чин капитана. На следующий год в 1712 в составе группы молодых офицеров Татищев отправляется в Германию с целью изучения инженерного дела. Правда, систематической учебы так и не получилось – молодого офицера то и дело отзывали на родину. За границей Татищев отучился в общей сложности «полтретья», то есть два с половиной года. Во время одного из перерывов между поездками – в середине 1714 – Василий Никитич женился на дважды овдовевшей Авдотье Андреевской. Спустя год у них появилась дочь, которую назвали Евпраксией, а в 1717 – сын Евграф. Но, семейная жизнь у Татищева не сложилась – по долгу службы он почти не бывал дома, в 1728 году брак распался.
В начале 1716 он поменял род войск – приобретенные им за границей знания, стали основанием для его направления в артиллерию. За границей Татищев покупает в большом количестве книги по самым разным областям знания – от философии до естественных наук, покупки из-за дороговизны помогал делать ему его командир Яков Брюс, который являлся шефом первой Артиллерийской и Инженерной школы, а также фактическим руководителем всей артиллерийской службы в русской армии. В 1717 году Я. Брюс ставится Петром I во главе Берг и Мануфактур коллегий.
Вид на Хакешер Маркт с видом на Софиенкирхе, Берлин 18-го века. Худ. Jean Rosenberg, 1783
В 1716 году, вскоре после возвращения, Татищев получил от Брюса задание по подготовке «практической планиметрии». В феврале 1717 года ему предложено продолжать строительство Оружейного двора в Петербурге, причем на нем же лежит и обеспечение солдат, приписанных к Оружейному двору «для караулу и посылок». А уже в апреле того же года он отправляется по поручению Брюса в Кенигсберг для приведения в порядок расстроенной русской артиллерии в двух расквартированных в