И всё, что я должен сделать, это поблагодарить тебя, девочка.
– Ты меня не перестаёшь удивлять, Эрнесто, и я всё больше тебя люблю и всё больше за тебя переживаю!
– Знаешь, Алейда, я решил снять домик на море!
– Я сразу и поняла, что что-то случилось!
– Я скоро уезжаю в Конго, дела революции не ждут!
– Возьми меня с собой!
– Да я, в общем-то, не возражаю, но давай позднее, когда партизаны освободят и удержат значительный район конголезской территории, тогда и присоединишься. Но пока в Конго опасно, тебе лучше находиться с детьми!
– Но, Эрнесто, мне будет тебя не хватать!
– Ладно, малышка, давай иди спать, а я ещё немножко посижу и приду. А дум последнее время действительно очень много…
Че Гевара погладил лежавшую у ног любимую немецкую овчарку Муральи.
– Бежит, бежит время, много событий революционных, но нет нужного конечного результата: тут тебе и Алжир, Венесуэла, Перу, моя Аргентина – тоже были надежды на революцию после свержения Фрондиси. Пламя партизанской борьбы и не затухает, но и не разгорается, как все ждали и надеялись.
Нужно активней включаться в процессы. Советский Союз со своей революционной ситуацией и лидирующей ролью рабочего класса доведёт до того, что сто лет не хватит, а то и двести, чтоб страны свергли своих угнетателей. Ещё и подведут, ракеты убрали – и всё, ничего не сделать. Давай, Че, хватит тебе прозябать в кабинетах, пора на войну за идеалы революции!
Че Гевара подошёл к окну и закурил очередную сигару. Скоро в Африку! Чёрный континент его не пугал, мало того, он был уверен, что он со своими бойцами наведёт в Конго порядок. Дикари – дикари! Ничего, не боги горшки обжигают! Вот только уж больно у них сильны племенные чувства, люди просто как стадо! Надо будет работать с вождями! Ладно, на месте разберёмся!
8.4. Алейда и Че
Начало января 1966 года. Танзания. Дар-эс-Салам. Они стояли друг против друга и держались за руки как дети, будто он никуда не уезжал, ни в какую Африку, ни в какое Конго, а уже прошёл почти год. Алейда смотрела на мужа, и слёзы потихоньку стекали по её щекам. Перед ней стоял самый известный в мире революционер-марксист, человек, готовый служить «пролетарскому интернационализму» в любой точке света, а для неё он просто её Эрнесто.
Че Гевара в Конго.
Только тот, да не тот. Тот был крепкий, с мужественным взглядом мужчина, готовый в ту же секунду идти сражаться за правое дело. А этот настолько измождён внешне и видимо внутренне, о чём говорил его усталый взгляд, что хотелось его поддержать под руки и придвинуть ему стул, чтоб он сел.
– Любимый мой, что же ты с собой делаешь?
– Не плач, малышка! Так я тебя, по-моему, называл перед своим отъездом в эти края?
Они не спали до утра, наслаждаясь, что они наконец-то вместе. Утром проснулись поздно, было так приятно лежать в постели и никуда не спешить! Квартирка состояла из двух комнат, одна из которых представляла собой крошечный кабинет-фотолабораторию, в ней-то они и спали. Другая небольшая комната служила гостиной. В течение полутора месяцев ни Алейда, ни Че не покидали этих стен вынужденного заточения, и занавески на окнах были всегда задернуты.
Она вспоминала потом об этом времени с особым трепетом: «Мы впервые были только вдвоем».
– Че расскажи о том, что ты делал в Конго всё это время? Я понимаю, что опять воевал, но в этот раз без меня.
Че Гевара задумался, перед глазами промелькнули сцены.
Голубое небо затягивалось плёнкой ночи. В трёх тренировочных лагерях на Кубе уже был сформирован и обучен элитный партизанский отряд из полутора сотен исключительно чернокожих бойцов-добровольцев. Руководил его подготовкой капитан Виктор Дреке – участник кубинской революции, знакомый с Че.
Вот вооруженные копьями повстанцы, его нынешние соратники по борьбе в Конго, с повязанными на шею амулетами, набежали на машины с наемниками «Безумного Майка» Хоара. Не обращая внимания на ведущийся пулеметный огонь, бесстрашно бросаются на металлические монстры машин. Всё закончено. Море трупов, разорванные в клочья чёрные окровавленные тела остались лежать на дороге. Их безумная вера в защиту амулетов от пуль не оправдалась.
А вот совсем другая картинка! Явно симба взяли верх. Трупы наемников с искорёженными телами от пыток, лежат на земле, свисают замученные на верёвках, привязанные к деревьям и просто валяются кусками, наполовину съеденные аборигенами Африки.
Попавших в плен к этим африканским воинам ждала долгая и мучительная смерть от пыток.
– Хорошо, слушай, только рассказ будет долгим! Вечером 1 апреля 1965 года в лагерь под Гаваной прибыл, чтобы попрощаться с бойцами, сам Фидель Кастро. Он уже дал согласие на то, чтобы командиром партизан стал я. Но никто, включая конголезцев, не должен был об этом знать.
Дар-эс-Салам, столица Танзании. Трое кубинцев в чёрных защитных от солнца очках только прилетели сюда через Каир из Москвы и не спеша переговаривались между собой.
– «Один», «два», «три», – уверенный в себе белый человек зажимал пальцы на левой руке, – По-моему, неплохо придумали, давать имена по мере прибытия в лагерь в Конго, а? Имя назвал и сразу понятно, на сколько ты конголезский ветеран? Но мы уже всегда будем здесь первыми!
Мойя – чёрный офицер и якобы официальный руководитель группы.
Мбили – белый товарищ с большим опытом участия в подобных конфликтах. И я – «третий», я же Тату, выступавший в качестве врача и скрывавшийся под личиной француза, также якобы имеющий опыт партизанской борьбы.
С 19 на 20 апреля прибыли первые четырнадцать кубинцев отряда. Четверых из них оставили в столице, поскольку для них ещё не была закуплена экипировка, остальные 23 апреля двинулись из Дар-эс-Салама в лежащую на берегу озера Танганьика Кигому.
Уже в Кигоме, танзанийском порту на восточном берегу озера, я получил первые свидетельства того, что конголезские повстанцы плохо дисциплинированны и не имеют толкового руководства. Местный чиновник пожаловался, что они регулярно перебираются через озеро, чтобы позабавиться в городских барах и публичных домах.
Кроме того, к нашему приезду ничего не было готово, и пришлось прождать целые сутки, прежде чем нам предоставили лодку.
Ранним утром 24 апреля я вместе с тринадцатью кубинцами ступил на конголезский берег озера Танганьика. Позади остались пятьдесят километров водного пути, отделивших нас от безопасной территории Танзании с ее широкой, открытой саванной, тянущейся до Индийского океана. Эту часть суши мы пересекли за два дня