– Ладно, иди. «Прогуляюсь»… прогуляйси, да не забудь, что после праздников будем сеять рожь. В аккурат обещают северный ветер, недаром – по народным наблюдениям, она будет по весне тогда крепче и крупнее. А мы с мамашей отнесём яблоки на кладбище, положим на могилки. Дед Пётр Поликарпович ужо вовсе соскучился поди ожидаючи.
А станичная ярмарка уже вовсю шумела весельем, песнями, расцвеченная нарядами публики и продаваемых товаров. Кого тут только не увидишь: и приезжие купцы, и торговцы, и ремесленники как из окрестных станиц и сёл, так и из отдалённой местности. Люди приезжали, чтобы продать свой товар и посмотреть чужой. Телеги, гружённые яблоками самых разных расцветок, стояли повсюду. Продав товар, можно было закупить, что семье надобно для хозяйства, а ученикам – в школу: новую одежду, канцелярию, книги.
Трифон тоже пригласил свою Пелагеюшку на ярмарку. Сам приоделся в новые штаны и рубаху под пояс, в высокую войлочную шапку из верблюжьей шерсти. Девушка привлекала окружающих красотой и расцвеченным сарафаном, праздничной кардонкой, одетой на голову с заплетённой косой с лентой.
Солнце в конце августа уже грело не так горячо, как в середине лета, а ветер обдавал прохладой. Но сегодня ещё было достаточно тепло и комфортно. Все оделись в лучшее, так как ярмарка – это весёлый праздник, где кроме торговли, много интересного и развлекательного.
– Эх, подходи, налетай – подешевело! – кричали, зазывая, торговцы.
Заключаются самые выгодные и крупные торговые сделки. Южные гости всё больше тяготеют к местам продажи коней и оружия.
Перед ребятами появились лавки с посудой и разными поделками гончаров, ткачи нахваливали свою продукцию – изделия из тканей, стекающих ручьями с увешанных ими стен лавчонок.
– Покупаем! Чистый лён, запаха необыкновенного, душистого, – прокричала рядом торговка бельём. – Полотенца да простыни, рубахи, платки!
Родионовы Н. и В. Яблочный Спас. (2019 г.)
Безногий калека с серебряной медалью на ленте св. Андрея Первозванного, с Петром Первым в лавровом венке, сидел возле колоды для чистки обуви, а на низкой маленькой табуретке лежали сапожные щётки. Здоровенный торговец, поставив на колоду ногу, одетую в сапог, разглядывал, что делается вокруг. Тут же сапожники чинили обувь. Брадобрей, намазав пеной лицо какого-то толстого торговца, большим лезвием брил бороду и время от времени вытирал пену с неё о свой халат.
А вокруг растянулись ряды лавчонок с жаренным и варённым тут же, несмотря на пост, мясом, испечённым хлебом, готовыми колбасами кралечками и палками, свисавшими над покупателями, запахами привлекая, проходивших мимо людей и набиравших мясное в прок. Дальше виднелись поделки из дерева, опять выпечка – и везде ароматные, блестевшие боками яблоки…
Впереди показался веселый и разбитной балагур, с горбом и большим носом, вещавший на сцене из-за ширмы писклявым голосом:
– Не проходите мимо, казаки и милые казачки, уважаемые господа и граждане! Только сегодня представление о несчастной любви юноши к девушке-русалке! Только у нас, только сегодня!..
Солнце потихоньку скатывалось за горизонт. Где-то женские голоса выводили красивые мелодии народных песен, проникавшие в самую душу. Это парни и девушки станицы, искоса поглядывая друг на друга и держась за руки, не желая расходиться, водили певучие хороводы на пригорке. Хорошо-то как!
Трифон и Пелагея сидели у реки, тесно прижавшись, и смотрели на воду.
Течение несло упавшие листики, веточки, закручивая их в водовороты, словно души людей в реке жизни. Отблески заката в воде играли красотой красок.
Обняв любимую за талию, Трифон чувствовал под пальцами руки под тканью платья, упруго-мягкое, тёплое тело девушки. Он постепенно передвигал руку по телу, прижимая девушку всё крепче к себе. Волосы Пелагеюшки упали на зовущие глаза, её щёки пылали розоватым налётом душевного волнения и пахли молоком и хлебом. Увидев пухлые розовые губки, Трифон не выдержал и впился в них губами. У него закружилось в глазах, опрокинув Полю на траву, он целовал, целовал, це-ло-вал…
– Триша, ну перестань! Увидят!
Голосок Полюшки вернул ему сознание и возможность снова понимать происходящее вокруг. Он перевернулся на спину:
– Я люблю тебя, я безумно тебя люблю, Пелагеюшка моя!
– Я тоже…
– Тоже что?! Любишь, любишь?! – подскочив, сел на траву Трифон.
Пелагея стеснительно посмотрела на него и моргнула согласие глазками.
Вскорости на дороге показались две фигурки: юноша и девушка, взявшись за руки, шли в темноте в направлении станицы на огоньки. Завтра наступит уже новой день. Нет, вы не поняли, не просто другой – наступит день, от которого начнётся путь любви их сердец в новую неизведанную жизнь!
Пройдёт ещё время, и Степная станет в округе не только военным, но и религиозным и торговым центром, здесь будут проводиться базары, а два раза в год устраиваться ярмарки, которые в то время назывались Соборная и Михайловская.
1.3. Сводины
Афанасий Фёдорович в один из вечеров последних дней сентября сидел с Евдокией и детьми во дворе, за столом и разговлялся после Успенского поста разнообразием еды. Начинался Спас Ореховый…
– Что, Трифон, сидишь смурной? Уж не нагулялси, может?
Афанасий отхлебнул чай и посмотрел на сына.
– Жениться-то не собрался вдруг, сынок? – посмотрела с улыбкой на Трифона Евдокия.
– Да, собрался. А шо?
Трифон твёрдо посмотрел на отца с матерью.
У Афанасия из руки упал кусок пирога на стол. Он так и застыл с открытым ртом. Евдокия вмиг лишилась речи, глаза у неё округлились и выражали то ли удивление, то ли страх, то ли всё вместе. Анюта прыснула в кулаки, давясь от смеха от того, что родители ничего не знают. Хотя полстаницы обсуждают данное событие, по крайней мере, молодая её часть.
Семья оренбургских казаков. (Фото предоставлено Г. П. Дёминым)
И только баба Мария – мать Афанасия, да младший Прохор, который болтал ногами и вертел головой, ничего не понимали: одна от старости, а второй больно мал ещё был для взрослых разговоров.
– Вот как нынче стало у молодых, мать! Родители и знать не знают, а он: женюсь!
Афанасий ударил кулаком по столу.
– А мы тебе невесту и сами подобрали, Катюшу соседскую. Хороша девка, справная, работящая, и родители у ней хорошего положения в станице.
– Не шуми, Афанасий Фёдорович. Что стол ломать да крики кричать? День сегодня какой на Ореховый Спас?! Ругаться никак нельзя! – подняла голос хозяйка.
Афанасий запыхтел и сложил тяжёлые руки на столе, вращая белками глаз.
– Кто така, Трифон? – мать смотрела на сына уже с любопытством в глазах.
– Поля, Пелагеюшка, матушка!