Но только не Гурова.
— Насчет того, что меня мучает, ты забудь, — попросил дядя Миша. — Может, мне все это кажется. Все-таки мне не двадцать, нервы не в порядке.
— Дело твое.
Дядя Миша приблизился к Гурову, лениво окинул взглядом лужайку.
— Я ведь тогда оружие не себе забирал, если помнишь, Лев Иванович.
— Это я помню. Ты должен был отправить его скупщику, а сам исполнял роль курьера. С тобой, кажется, был кто-то еще.
— Был. Приятель мой. Ему тоже… досталось.
— Но на скупщика мы так и не вышли, — сказал Гуров. — Сбежал, забыв тебя и твоего помощника. А ты утверждал, что он своих не бросает.
— Я тогда еще верил людям. Да и вряд ли он бы смог меня тогда вытащить. Партия тех гранат была не такой уж и большой, для скупщика вообще не потеря, а так — легкое недоразумение. Но он обещал, когда вербовал, что если заметут, то он и адвоката своего подкинет, и кому нужно сунет в конверте. Конечно, я поверил.
— Даже не засомневался?
— Он умел убеждать.
— А как ты вышел на него?
Дядя Миша нахмурился.
— Послушай, Лев Иванович. Не хочу я об этом. Можно?
— Можно, — разрешил Гуров. — Дело закрыто. Так в чем твоя проблема? Что ты там говорил про предчувствие?
Гуров поискал взглядом пепельницу и не нашел.
— Бросай окурок на землю, — разрешил дядя Миша. — Все равно надо капитально территорию убирать.
Гуров так и поступил. Дядя Миша задумчиво всматривался в темноту.
— И о предчувствии не хочу говорить. Бывает у тебя, Лев Иванович, такое, что ты вдруг понимаешь, что ты стоишь на финишной прямой? Я не о работе, я в общем. Жил себе, работал, ел, спал, а потом все это куда-то резко делось? Ты просто перестаешь обращать на это внимание, не разделяешь события, и все делается на автомате?
— Каждый, наверное, через это проходит. Ты всерьез решил мне душу излить?
— Не обижай меня, Лев Иванович, — серьезным тоном попросил дядя Миша. — А если и решил? Ты ведь меня таким не знал. Или у вас в органах принято не давать второй шанс тем, кто оступился?
— Шанс-то мы даем. Только мало кто его себе забирает. А ты, полагаю, из тех, кто исправился?
— Не веришь…
Дядя Миша с обидой цокнул языком.
— А знаешь, я и не ждал другого.
Гуров решительно развернулся к дяде Мише лицом.
— Нам пора. Я за женой. Спасибо за праздник.
Дядя Миша за ним не пошел. Получается, все-таки обидел его Гуров. Но он больше не мог слушать его воспоминания о прошлом и рассуждения о настоящем. Не было в этом ни смысла, ни пользы. Дядя Миша был преступником, и, не задержи его милиция рядом с Ярославским вокзалом в 1995 году, он бы мог натворить дел. «Нет уж, не моя история, — думал Гуров, поднимаясь на балкон и собираясь забрать Машу домой. — Это ж надо было так вляпаться…»
По дому Маша долго бродить не стала. Приняла душ и легла спать. Гуров обещал скоро быть, но, когда зашел в спальню через пять минут, чтобы поставить телефон на зарядку, она уже крепко спала.
— Ну и хорошо. Отдыхай, — прошептал Гуров, осторожно кладя подключенный телефон на полку.
К нему самому сон вообще не шел. Встреча с тем, кого он когда-то арестовал, даже сейчас казалась чем-то нереальным. Словно дядя Миша тщательно распланировал их встречу. Самое интересное, что Гуров даже не помнил его фамилию. Память из прошлого вернула сцену задержания практически в целости и сохранности, за исключением некоторых моментов. Например, Гуров плохо помнил приятеля дядя Миши, которого тоже арестовали в тот день.
Сходили, черти его дери, в гости.
Он не собирался рассказывать Маше обо всем. Она уже была в курсе, что дядя Миша когда-то мотал срок, она успела с ним близко пообщаться, но дальше этого ей знать о нем не следовало. Иначе ей придется рассказать, что добряк дядя Миша попросту использовал ее в своих целях. А вот что за цель у него была? Что ему было нужно от Гурова? Похвалиться тем, что живет теперь лучше, чем какой-то там полицейский? Не похоже на то. Не было в поведении продюсера бравады, он не кичился своим достатком и вел себя демократично с каждым присутствующим. Даже со своим помощником Виктором, который, судя по всему, исполнял множество обязанностей. Секретарь и охранник — основные, а уж что он там еще делал для своего хозяина — о том можно было только догадываться.
— Ну хоть телефончик не попросил, — пробормотал Гуров, вытираясь после душа полотенцем. — Нет, нет, не нужно нам этого.
Он еще долго лежал без сна. Полистал вкладки на телефоне, вставал выпить воды, принял таблетку снотворного, а чуть позже, поколебавшись, и таблетку от головной боли. И думал, думал, думал. Может быть, стоило вести себя менее равнодушно? Вступить в диалог, обсудить настоящее, вспомнить молодость. Глядишь, и поделился бы дядя Миша тем сокровенным, о котором Гуров не хотел слышать? А то осталось какое-то ощущение недосказанности, что тревожило и не давало расслабиться и заснуть.
Решив, что сегодня он уж точно ничего не изменит, а завтрашний день смоет события этой ночи, Гуров не сразу, но заснул. Снотворное, которое он принял, Маша привезла из Франции. Оно действовало мягко и работало довольно долго. Настолько долго, что Гуров не услышал утром ни одного из трех телефонных звонков от своего напарника Стаса Крячко.
— У тебя где-то полчаса, — предупредил Крячко. — Если не застряну по дороге, то даже меньше. Убийство. Труп еще теплый. Может, сумеем по горячим следам.
— Да ты издеваешься, — простонал Гуров, спросонья еле ворочая языком. В голове гудело, но похмельем это было назвать сложно. Похоже, снотворное все еще действовало.
— Покой нам только снится, — напомнил Крячко.
Гуров сбросил звонок, уронил телефон на кровать и закрыл лицо ладонями. Прислушался к ощущениям и понял, что выживет. Он рывком сел, отбросил одеяло в сторону и резво выпрыгнул из постели. На мгновение комната колыхнулась перед глазами, и Гуров на всякий случай схватился за стену. Головокружение быстро прошло, в висках не стучало, похмелья тоже не было. «Хорошее снотворное», — подумал Гуров, натягивая джинсы и стараясь не делать резких движений.
— Ты встал? — крикнула Маша