Но времени не было.
— Послушай. Я даю тебе еще одну, но если тебе и этого мало, я ухожу и…
— Давай и вали, — прошипел «бык».
Сделка состоялась. Я проскользнул в коридор, свернул в темный «аппендикс» с дверями. Из-за одной доносился дикий, совершенно неестественный женский смех, как есть после двух хороших косяков. А нужная мне дверь оказалась закрытой. Я прислонил к ней ухо — ошибаться не хотелось.
Но я не ошибался. «Ты будешь говорить, сука, или я тебе сиськи на спине узлом завяжу? Имей в виду — Толя мне разрешил делать с тобой все, что угодно. Хочешь всю жизнь на-раскоряку ходить — давай, молчи дальше». Послышались три приглушенных удара подряд, а следом за ними — отчаянный утробный стон. «Ну что, вытаскивать кляп? Будешь говорить?!»
Так, вот это уже совсем ни к чему. Ладно. Двери здесь хлипкие, думаю, не сильно будут сопротивляться…
Что и произошло. Я не стал примеряться, с какой силой надо бить в филенку, а просто разогнался и всей своей массой (а сейчас, когда перешел к сидячему образу жизни, живого веса во мне было килограммов восемьдесят) просто вынес, вернее, внес дверь внутрь комнатушки.
По счастливой случайности, я Аю не зашиб. Не зашиб и Женю, Толиного помощничка. Поэтому его пришлось угостить щелчком шокера, а потом — еще одним и еще одним. После чего как следует дал в кадык. Только после этого Женя успокоился достаточно для того, чтобы я мог разобраться в обстановке.
Картина была уже кое в чем для меня привычной. Допрос коммуниста (партизана, фашиста, врага народа — нужное подчеркнуть) с применением методов устрашения. Ая, одетая лишь в белье и колготки, сидела на стуле, прикрученная к нему электрическим проводом, а из ее рта торчала тряпка. («Молчи в тряпочку» — вот откуда, наверное, пошла эта поговорка, подумал я и непроизвольно хихикнул). В черных глазах стриптизерки застыли страх и боль, черные от туши слезы нарисовали вертикальные полосы на щеках. Я кое-как установил в проеме вырванную почти с мясом из косяков дверь, подпер ее банкеткой и только после этого вытащил кляп изо рта Аи. Та застонала и начала отплевываться, а когда я распутал большую часть провода, стриптизерка схватилась за желудок, согнулась, и ее стошнило.
— О-ох, убл-людок… — с трудом произнесла она. — Весь живот мне отбил, гад…
Последовал ряд непечатных и очень ярких эпитетов.
— Одевайся, — сказал я, протягивая ей одежду. — Уходить надо.
— А этот? — спросила она, — показывая пальцем на лежащего без движения Женю. — Его же нельзя здесь так оставить…
— Конечно. Помогай.
Скоро Женя оказался на том же стуле, где только что сидела Ая, так же связанный и с тем же кляпом во рту. Правда, с той разницей, что Женю вместе со стулом для вящей предосторожности пришлось положить горизонтально, чтобы ему было труднее прыгать и поднимать шум. Только тогда Ая принялась одеваться.
— Придет Толя — конец нам. Что же делать-то а? Как тебя зовут, Слава, вроде бы?
— Слава. Это Лора тебе сказала?
— Ох, Лора…
Рассуждать было некогда. Я только спросил:
— Мне-то кассету отдашь?
— Тебе — отдам… Но только потому, что так бы сделала Лора. А так — ни за что бы не отдала. Сломала бы ее, ленту изрезала и выкинула — и все дела.
Погасив в комнате свет и аккуратно закрыв дверь, чтобы не сразу стало ясно, что тут произошло, мы прошли через черный ход, дабы не сталкиваться с лишними людьми. Врезанный в дверь английский замок открывался только изнутри. Захлопнув эту дверь, мы отрезали себя от ресторанных помещений. Последняя дверь — тяжелая, двустворчатая, с пандусом, идущим через порог, оказалась закрытой изнутри на засов. Я дернул металлический стержень, и мы оказались на ночной улице. Пусть теперь кому надо, те и закрываются.
— У тебя машина? — спросила Ая.
— Да.
— Это лучше.
— Ну, еще бы…
Мы сели в мой «Ниссан». Ая жадно закурила, а я стал выезжать на дорогу.
— Куда едем?
— Ко мне…
— Можно подумать, я знаю куда.
— А, конечно. На Северо-Чемской. Водозабор знаешь?
Ближний свет, черт… Ну, хорошо. У меня еще вся ночь впереди.
Пискнул пейджер покойного Колбасы. «Завтра вопрос по второй машине», — прочел я. Ладно, это к делу не относится… К моему делу. Я выкинул пейджер за окно.
— Колбасу можешь не бояться, — сказал я. — Нет больше Толи Кольченко.
Ая даже вздрогнула.
— Как «нет»?
— Вот так. Я сам видел, как его задушили и переехали машиной.
— Стой! — вдруг сказала Ая.
— Какого черта?
— Это ты его убил! Ну и правильно! Теперь надо вернуться в кабак и, пока не поздно, прикончить того козла!
Так. Я об этом не подумал. Но хорошо знал одно: я — не убийца. Несмотря даже на то, что удавил своими руками ту гниду. Просто так подойти и прирезать или еще как-то лишить жизни человека, который не убивал мою женщину и не собирался убить меня, мне не под силу. Да, черт возьми, я это понимал. Поэтому даже не стал сбрасывать газ.
— Тюфяк! — прошипела Ая. — Мы — покойники, если ты…
— Найми киллера, — спокойно произнес я. — Я никого не убиваю. Не приучен.
Ая, кажется, поняла, что глупо требовать убийства от человека, который выручил ее из не самой приятной ситуации.
— Болит все, — пожаловалась она. — Он уже полчаса из меня жилы тянул. Не знаю, с чего он решил, что Лора хотела кассету мне отдать… Господи, ведь даже Толя не знал, что мы с ней большие подруги… Были. Думал, просто, знакомые.
Я мог бы ее просветить на этот счет, но не стал этого делать — ведь как ни стыдно признаться, Аю-то сдал именно я. А интуиция меня действительно не подвела. Дорога была еще дальняя, а потому я тоже достал сигарету и спросил:
— Что за история с этой кассетой? Лора не успела мне толком ничего сказать…
— Лора… — вздохнула Ая. — Все мы из-за вас, мужиков, страдать должны. Из-за мужиков нас даже, видишь, убивают такие же мужики…
— Не мужик он, Ая, — сказал я. — Гнида.
— Верно, — согласилась моя собеседница.
Вот что я узнал от Аи. Лора Плоткина попалась в сети Колбасы еще года три назад. При этом ее почти сразу же стали использовать для разных спецзаданий. Толя обнаружил в ней особый талант — женщина умела подстраиваться под любой стиль и желания мужчин в сексе. При этом — редкий случай — она даже находила