—Я Крёз, милая.
Так они и перебрасывались ничего не значащими фразами, но мысли Даллеса были уже заняты заботами вчерашнего дня, когда специалист по прослушке предоставил запись разговора, состоявшегося между сотрудником УСС Борном и неким шведом Лофгреном, с которым Борн уже встречался три месяца назад. Тогда Лофгрен назвался Йоганом и предложил, опираясь на знакомство с агентом УСС в Берлине, поделиться содержанием якобы ведущихся вокруг урановой программы рейха переговоров с Шелленбергом. И вот теперь объявился вновь. Машина по имени Даллес включилась и заработала на всю ка- тушку.
Прослушав запись дважды, он пообедал, затем зашел в комнату оператора и сказал:
—Включите еще раз. С восемнадцатой минуты.
Оператор промотал пленку. Послышался голос Лофгрена.
—…это связано с неопределенностью, в которой оказался Гиммлер.
—А вы уверены, что Гиммлер готов к подобным демаршам? Такое впечатление, что он погряз в сомнениях.
—Его сомнения успешно купирует Шелленберг. Хотя, конечно, вы правы: разрыв в контактах может быть связан именно с опасениями Гиммлера угодить на гильотину, если в рейхсканцелярию просочится хотя бы намек на его миротворческие усилия. К тому же его заняли на фронте. Но все понимают (и Гиммлер не исключение), что пространство для маневра неумолимо сокращается. Даже самая пугливая лиса, забравшаяся в курятник, покажет зубы, если загнать ее в угол.
—Зубы этой лисы поражены кариесом. Того и гляди вывалятся.
—Или вопьются в чью-нибудь руку. Слюна этого зверя бывает ядовитой. Понимаете, аппарат СС способен на многое. На- пример, можно выпустить еще больше евреев.
—Евреями пусть занимаются евреи. У них это лучше получится.
—Тогда вернемся к началу нашего разговора. Могу сказать одно: мало что сдерживает Гитлера от того, чтобы отдать приказ на подрыв урановой установки где-нибудь на линии боевого соприкосновения. Собрать ее будет возможно после финальных испытаний. Вот насчет транспортировки — не знаю. В любом случае такое событие станет и военным, и политическим фактором, с которым придется считаться всем.
—Испытания? Что вам о них известно?
Даллес поморщился: «Грубо»…
—Думаю, у нас будет возможность поговорить и об этом… А пока важно уяснить: между приказом Гитлера взорвать урановую установку и нажатием кнопки каким-нибудь фон Брауном располагается Гиммлер. Мне кажется, было бы разумно рассматривать его либо в качестве размыкателя этой цепи, либо как источник информации об урановой бомбе рейха. Либо то и другое вместе. Программу полностью контролирует СС. Все концы в руках у рейхсфюрера.
—А в какой мере, по-вашему, Шелленберг может действо- вать независимо от Гиммлера?
—Вряд ли мы это узнаем, не спросив самого Шелленберга.
—Однако сведения по урановому вооружению, которые он готов передать, они, вероятно, согласованы с Гиммлером?
—Полномочия Шелленберга небезграничны. Это очевидно. Мне думается, вопрос должен звучать несколько иначе: до какой степени он готов рисковать? А также — какова цена этого риска?
—И еще — насколько велики его возможности?
—Безусловно.
—Это надо знать. Иначе у нас с вами беспредметный разговор.
Даллес сделал знак прерваться. Неспешно набил новую трубку, налил себе свежий кофе и попросил промотать пленку еще минут на десять вперед.
—Хорошо, Йоган. Но каковы условия?
—Я сформулирую их, когда получу ваше согласие на сотрудничество.
—Что ж, такое согласие я могу вам дать прямо сейчас.
—Мне льстит, что вы разглядели во мне ребенка. Но увы, время неумолимо — и детские годы остались в далеком прошлом. А жаль.
—Да, я вас понимаю… Дайте мне три дня на согласование.
—Я буду ждать вас в Цюрихе по означенному адресу. Предварительно вышлите открытку до востребования.
—Но согласитесь, было бы странно с нашей стороны не по- интересоваться природой вашего участия в столь… опасном деле. Для нас очевидно: вы не являетесь сотрудником СД.
—Вы хотите понять, какую организацию я представляю. А какая разница? Вам требуется гарантированная связь, дающая уникальную информацию и не менее уникальные возможности с учетом атомной гонки. Я могу дать вам эту связь.
—И останетесь в игре?
—Разумеется. Вы же хотите знать, что Шелленберг передает вашим конкурентам.
—Ну, не такие уж это конкуренты.
—Не смешите меня. На всё, что имеет отношение к атомной бомбе, уже выставлен ценник. И платить по нему будут не долларами и фунтами, а государствами. На бирже не бывает друзей.
—Тогда это не будет диалогом.
—Послушайте, развязка уже близко. Совершенно естественно, что люди стремятся уйти от проигрывающих и примкнуть к центру силы. Разве я похож на самоубийцу? Если я даю во всех отношениях сверхценный источник, то рассчитываю как минимум на доверие. Все остальное — предмет наших договоренностей.
—Почему мы должны вам поверить?
—Потому что я не играю на бирже.
—И все-таки?
—Скажу одно: вы, безусловно, можете сомневаться. Но у вас нет времени. Ни у кого нет времени.
Вечером, прежде чем увидеться с Клэр, Даллес решил прогуляться вдоль по узким улочкам в компании своего помощника, немца Гуго фон Шульце-Геверница, как и он, высокого, худощавого брюнета с обаятельной хитрой улыбкой, редко сползавшей с его лица. На поводке он удерживал шустрого бостон-терьера, который, вытаращив круглые глаза, норовил обнюхать все, что попадалось на пути, словно впервые увидел этот мир.
Геверниц шагал, скрестив руки на груди, и внимательно слушал Даллеса, который в своей спокойной, несколько отстранен- ной манере говорил:
—Его зовут Франс Хартман. Был управляющим крупного отеля в Берлине. Завербован Интеллидженс сервис через шведского владельца этого отеля, который также является их агентом. Несомненно, работает и на службу безопасности Швеции. Наш человек в Берлине, с которым они пересекались, почему-то решил, что Хартман — агент Кремля. Объяснить не может; говорит — интуиция. Был раскрыт гестапо. В перестрелке ранен и впоследствии вывезен в Цюрих с документами на имя руководителя юридического агентства Лофгрена. Это всё.
—Он швед? — спросил Геверниц.
—Нет. Скорее всего немец. Ну, может быть, с примесью южной крови. Возможно, итальянской.
—Так что ты думаешь?
—Думаю, мы не можем от него просто отмахнуться, что при иных обстоятельствах я бы сделал без лишних сомнений. Я и сейчас бы его послал, если бы не бомба, — ответил Даллес, протирая фетром стекла очков. — Бомба — метка. Скажи о ней хотя бы слово хоть бы вон тот, например, ребенок, и мы устроим ему допрос. Таковы обстоятельства… Арчи! Арчи! Не сметь! — Даллес судорожно потянул на себя поводок, удержав своего терьера от намерения задрать