— Безусловно, — обрадованно отвечал принц. — Я рассчитываю у вас научиться, чтобы соответствовать своему чину. Признаться, я так и не понял, как у вас получилось разбить шведов, при этом и не давая им генерального сражения.
— Обо всем по порядку, господа. И предлагаю вам поговорить об этом даже и сейчас. Но не будете ли вы возражать, ваше высочество, если к нам присоединиться моя супруга. Вы поймете меня… Не могу наглядеться на любимую, — сказал я.
Эх… Елизавета Петровна… Как тебе дать понять, чтобы не играла с огнем. Правда еще ни одной реформы не отвергла. Так что? Женские капризы все же? Это же как мелочно: назначить моим командиром мужа бывшей любовницы. Думает ли государыня о возможных последствиях?
— Ваше Высочество, но мы с вами забыли вероятные обиды? — спросил я.
— Не волнуйтесь за это. Я не стану ворожить гнилое сено, — сказал принц.
А он мне нравится. Может попробовать взять шефство? И толк будет!
От авторов:
Я очнулся в 2025-м в теле толстяка-физрука.
Класс ржёт, родители воют в чатах, «дети» живут в телефонах.
Я должен сбросить жир и навести порядок железной рукой!
НА СЕРИЮ СКИДКИ: https://author.today/reader/492721
Глава 19
Любая задача может быть сделана неразрешимой, если по ней будет проведено достаточно совещаний.
Райнер Мария Рильке
Петербург
16 февраля 1736 года.
— Вот так лежала бы рядышком с тобой и ни о чём бы не думала. А когда ты уходил бы на войну, то и с тобой пошла бы. Понимаю, что жене не место на войне, но как же щемит сердце, когда тебя рядом нет, — признавалась Юлиана.
Мы не спали, и не занимались бурной постельной жизнью, просто лежали и обнимались. Периодически меланхолия и душевное спокойствие сменялись всплеском необычайно радостных эмоций, когда в животе наш ребёнок начинал шевелиться и толкаться ножками. Какое же это чудо! Почему же я не помню таких ярких переживаний из прошлой жизни? Может, потому что тогда я не любил свою жену: уважал, чтил, был ей благодарен, но не любил.
Теперь же все эти эмоции — благодарность, уважение, подкреплённые яркими чувствами, которые, если назвать любовью, то и не ошибёшься — они утащили меня в водоворот. Туда засасывало, но стихии не было никакого желания сопротивляться. Я осознанно хотел окунуться в эту пучину с головой. А надо, так и утонуть в ней.
— Вот такого тебе неспокойного мужа навязали, — усмехнулся я.
— Была глупа, что не рассмотрела сразу в тебе всё то, за что сейчас люблю, — сказала госпожа Норова.
— Все мы совершаем ошибки. Но потому мы и люди, ведь человеку свойственно ошибаться, а умному человеку свойственно не повторять своих ошибок, — философствовал я.
— А ты и не повторил? Гильназ — она необычайно красива и притягательна. По такой девице любой муж может с ума сойти… — и в голосе её послышалось: «и всё-таки».
Вот женщины! Ведь всё же хорошо, даже практически идеально. Так нет, нужно вставить шпильку, воспользоваться моментом и спросить. Юлька очень ревнивая. Я? Как-то особо повода не было. Надеюсь и не будет.
— Она для меня — невеста покойного брата. Ныне Гильназ сговорена за сына Аслан-бека, одного из богатейших крымских князьков. Осталось только добиться того, чтобы Святейший Синод нашёл возможность и разрешил ей переход в ислам. Да и не только это…
— Почему у тебя, что ни взять, все сложно и против устоев? — спросила Юля, делая вид, что только что не проявила сомнения в моей честности к ней.
Ну и ладно. Зачем мне акцентировать на недоверии жены внимание. Если уж разобраться, так у нее есть… Были причины сомневаться в моей супружеской верности.
Аслан-бей хотел сыграть свадьбу прямо тогда, как я был в Крыму. Я почти согласился и даже обсуждали нюансы. Однако это создало бы серьёзный прецедент. Религия — вот в чем проблема. Свадьба, а без перехода из христианства в ислам ее не сыграть, сильно ударила бы по мне. Это если бы я не был знаковой личностью, не объявил бы во всеуслышание, что Гильназ — моя воспитанница, не стало известно, что она крестилась, так и мало бы кто заметил.
Проблема в том, что просто так менять веру, как перчатки, — это удар по имиджу России и по Православной Церкви. Как же мы будем просвещать людей, привлекать их к нашей христианской культуре, если можно в любой момент изменять вере?
Нужно придумать что-то, что было бы исключением из правил, иначе мы получим очень поверхностное и несерьёзное отношение всех тех новообращённых православных, которых необходимо взращивать, в том числе из сейчас исламских народов.
Всё должно быть честно, выверено, грамотно. Таким претендентом мы должны показать, что православие не является тюрьмой, что это открытая религия и что она не категорична. В крайних, в самых крайних случаях, и Православная Русская Церковь может проявлять гибкость.
Так что пока я вожу свою воспитанницу с собой, вот только стараюсь никому её не показывать. Уверен, если я выведу Гильназ в высший свет, а Елизавета Петровна планировала устроить в ближайшее время бал, то придётся нарушить слово, данное Исмаил-бею. Мне потрясения в Крыму не нужны. А отказ от сговоренном уже союзе — это оскорбление.
— Нынче у меня большое совещание… А потом ещё большее совещание… Но, увы, любимая, от этого мне не уйти. Но я тебе обещаю, что после победы над османами мы не меньше месяца проведём вместе, с тобой и с ребёнком, которого ты родишь, — сказал я, вставая с кровати.
Юля ничего не ответила. Наверняка сердцем она не могла поддержать мою работоспособность, которая сейчас была необходима. Но холодная голова заставила ее не протестовать. Юля просто промолчала, и это было не худшим вариантом. Хотя я предпочитал избегать недосказанности.
Перекусив на скорую руку, буквально на полчаса выбежав на тренировочную площадку у дома, потренировавшись и ополоснувшись, я принимал у себя первых людей. График встреч сегодня плотный.
— Я попробую вас на должности, — сказал я, обращаясь к одному из пришедших, — но вы должны полностью подчиниться требованиям и уметь обращаться с теми документами, которые я намерен ввести в оборот. Вы — моя главная опора, и, если хоть как-то