Улыбался одними губами.
И молчал.
– М-м… ты и правда рядом был, – произнесла Алька неуверенно, окончательно растерявшись. – Спасибо? В смысле, мы немножко застряли, ну, ничего приятного. Я испугалась даже, что не выберемся совсем, но как-то забыла, что тебя можно позвать, и… вас познакомить надо, наверное, да?
Если к середине речи Айти ещё сохранял каменное выражение лица, хотя уголки губ и, кажется, уши у него немного подёргивались, то к концу не выдержал – и расхохотался.
От сердца отлегло; и забилось это сердце легко и часто, даже подозрительно.
– А мы заочно знакомы, – хмыкнул Айти, спрыгнув со стены. Раз – был там, два – и вот уже здесь. – Наверняка он заметил, что от тебя дымом пахнет и искры летят. Ну-ка…
Он вдруг скользнул к Дрёме, встал почти вплотную; подцепил когтем под челюсть, заставляя запрокинуть лицо, и уставился сверху вниз, точно пронзил взглядом.
– У меня хорошие обереги, – пробормотал Дрёма, не делая, впрочем, попыток отшатнуться или отступить.
Зрачки у него расширились; глаза сделались чёрные.
– Хорошие, – покладисто согласился Айти. – Но защищают от тех, кто хочет причинить зло, а я не хочу. Я всегда причиняю только добро… Ладно, соглашусь, он ничего, – добавил он, повернувшись к Альке. – Сойдёт.
А потом шагнул одновременно назад и вбок, крутанулся на пятке…
…и стал одет точь-в-точь как Дрёма.
Те же щегольские ботинки; чёрные джинсы, зауженные книзу, и чёрный свитер с высоким горлом; серое длинное пальто почти в пол.
Изящным движением Айти собрал волосы в хвост, обернулся к Альке и спросил весело:
– И кто красивее?
Это было нечестно на самом-то деле. Потому что Дрёма – вообще-то красивый, спортивный и пропорционально сложённый – оставался обычным мужчиной. А обычные мужчины отчего-то пачкаются, если лезут через дурацкий ход в земле, и потеют от нагрузки, и могут быть чумазыми. И щетина у них немного пробивается к утру; и волосы топорщатся смешно.
Пока Алька хлопала глазами и открывала рот, Дрёма печально задрал брови, оглядел сам себя, насколько мог, и констатировал:
– Ну, даже не знаю кто, но точно не я.
– Ничего, – мирно ответил Айти. – Какие твои годы.
А потом лихо перескочил через остатки стены, как старшеклассник через забор, и куда-то пропал, совсем, без следа; зато на востоке занимался рассвет – морозный, алый, скорее зимний, чем осенний.
Изо рта вырывались облачка пара; трава – пожухлая, но совершенно обычная, живая – была в инее.
– Алика, – странным голосом произнёс Дрёма. – Нам надо поговорить.
– Поговорим, – вздохнула она. Попыталась убрать волосы с лица – пальцы застряли в свалявшихся из-за пыли и грязи кудряшках. – Вот леший… Я обещаю, что объясню всё, но давай сначала вернёмся. У меня мурашки от этого места, я хочу согреться, в душ и спать.
Дрёма ответил долгим-долгим, внимательным-внимательным взглядом. Потом зачем-то посмотрел на восток, где вставало солнце; потом пощупал собственные бицепсы, результатом явно разочаровался и немного скис.
– Хорошо, – сказал он покорно. – Мне ванна тоже не помешает. И надеюсь, что Сэлэнгэ там ещё не запаниковал и не вызвал подмогу… У тебя телефон работает? Можешь мне позвонить? А то я свой найти не могу.
– Хороший вопрос…
Телефон они отыскали не сразу. Он нашёлся у лаза в раскоп, огороженного полосатыми лентами. Сам лаз оканчивался через два метра тупиком, а дальше всё было засыпано.
– Двадцать восемь пропущенных, – вздохнул Дрёма, когда включил телефон и наскоро пролистал историю вызовов. – И знаешь что? От Сэлэнгэ ни одного. Приятно видеть такую веру в мои силы и возможности, очень поднимает самооценку.
– Ты хочешь сказать, что даже у тебя может просесть самооценка? – ужаснулась Алька притворно. Когда он погрустнел, ощутила укол совести и примирительно добавила: – Ну то есть каждый может приуныть и немножко пасть духом, просто ты действительно очень крутой колдун.
– Но облажался, – произнёс он негромко, глядя в сторону.
– Облажался – это если б мы там так и остались запертые, – возразила Алька. – Или если бы пошёл один и сгинул там, в кургане. А ты взял с собой меня. Может, я и была твоим «ключиком», а? Ну, чтоб вскрыть проклятие.
– Скорее уж консервным ножом, – повеселел Дрёма немного. Встряхнул пальто, застегнулся, сунул руки в карманы и порысил вниз по склону. – Как ты с кочергой обращаешься, ух! У меня даже мурашки, в хорошем, разумеется, смысле. Думал, ты вообще там всё разнесёшь!
– Ой, кочерга! – вспомнила Алька и оглянулась на вершину кургана, как ножом срезанную – вместе с «избушкой колдуна», до которой они не добрались. – Я же её там так и оставила!
– Вот пусть и полежит пока, – хмыкнул Дрёма. – Варвара отправит своих соколиков сюда, они всё опишут и заберут заодно. Надо же и им чем-то заняться.
Это было справедливо, на взгляд Альки. Кроме того, возвращаться в место заточения, пусть и недолгого, ей не хотелось, тем более – ковыряться в костях, пытаясь что-то разыскать…
На фоне посветлевшего неба курган выглядел обезглавленным.
Но, как известно, даже обезглавленная нечисть не обязательно умирает – и может отомстить.
Почти всё время, пока они спускались и шли обратно через лес, по просеке, Дрёма говорил по телефону. Сначала с одним своим заместителем, потом с другим, потом с каким-то столичным чиновником, потом с кем-то из высокого сыскного начальства… Удивляло даже не то, что все эти люди не спали даже в такую рань, а то, что они отвечали на звонок быстро и чётко.
– Костяной напал на отделение банка. К сожалению, там были люди, – пояснил Дрёма коротко. – Ну, что ж, теперь мы точно знаем, что его интересует именно золото… И что типовые обережные знаки на ячейке для хранения работают так себе. Но зато у нас есть данные человека, который сдал туда коробку с ценностями. Возможно, это наш «седьмой», пропавший расхититель проклятых кладов.
– Или тот, кому он это золото сбыл.
– Или так, – согласился Дрёма. – По крайней мере, есть с чем работать.
Потом он снова стал названивать, на сей раз в больницу, чтобы разузнать о состоянии жертв – тех, кто выжил. Алька нарочно приотстала – не хотела случайно услышать что-нибудь; крови, ужасов и беспокойства ей на сегодня и так хватило, до сих пор подташнивало слегка и словно бы лихорадило… Немного успокаивал лес. Пусть он нисколько не был похож на родные осинники, но всё равно воздух здесь ощущался по-особенному свежим, чистым. Откуда-то тянуло вкусным печным дымком, – наверное, от деревни. Подлесок был редким,