— Вот именно. Бизнес, торговля, свободное предпринимательство — это и есть наивысшая степень проявления гуманизма.
— Но разве там не обходится без обмана?
— Да, пускай человек хитрит и даже подворовывает, чтобы добыть себе эти распроклятые деньги. Такими уж создала нас природа. Но при этом он не выходит за рамки человечности. И это вовсе не парадокс. В обмане как раз и заложена самоотверженная работа каждого индивида на благо всего человечества.
— Послушать тебя, так у человека других забот нет, как торговать на базаре, облапошивая друг друга.
— Я не о том, делай что хочешь. Просто, только зарабатывая деньги, ты останешься человеком. Это давно уже стало максимой цивилизованного мира. Делай деньги во благо себе самому, тем самым ты вносишь свой посильный вклад в общее дело поддержания видимости доброжелательных взаимоотношений. Удивляюсь, почему эти слова не звучат из всех телевизоров? Почему об этом не разглагольствуют политиканы? С какой стати об этом умалчивают современные мыслители, писатели? Почему такой этике не учат в школах, в конце концов?!
— Не дай Бог, деньги утратят свою ценность, — иронично вставила Милана. — И тогда людям придется перейти на какой-нибудь иной, нематериальный вид взаиморасчетов.
Задумавшись, Карчетов пыхнул папиросой, после чего вполне серьезно возразил:
— Вряд ли такое когда-либо произойдет.
— Да? Это почему же?
— Для наглядности достаточно провести один нехитрый, но крайне бесчеловечный по своим последствиям эксперимент. Лишить человека денег, оставив ему лишь духовные ценности. Долго ли он протянет после этого? Что станет с человечеством в целом? Вот то-то и оно.
Карчетов многозначительно замолчал. Философствуя, он невольно мысленно вернулся к своей дилемме. Он помрачнел от одного только осознания, что, может статься, не видать ему украденных им денег, как своих собственных ушей. О последствиях думать не хотелось.
— Чертова дилемма, — невпопад пробормотал Карчетов.
Милана косо посмотрела на него и снова достала телефон. Больше она не трогала Карчетова до самого дома.
Глава 26
Было уже темно, когда во двор двухэтажного дома через арочный проезд въехал черный «Гелендваген» и остановился напротив металлической двери с кодовым замком.
Милана выключила зажигание. Фары погасли, и внутренний дворик погрузился во мрак.
— Возьми пакеты, а я понесу твой сверток, — предложила она Карчетову.
— Давай лучше поступим наоборот, — невозмутимо ответил тот.
Карчетов выбрался из машины и, дымя папиросой, вразвалку, направился к дому. Милана обошла машину, достала из багажника два объемных полиэтиленовых пакета, звенящих чем-то стеклянным, и пошла вслед за ним:
— Ничего не скажешь, настоящий кавалер. Козел.
Дождавшись Милану, Карчетов галантно открыл перед ней дверь:
— Прошу вас, мэдам.
Милана сделала шаг вперед, но тут же застыла на месте. У нее на пути возникла пожилая, хрупкая женщина в флисовом спортивном костюме. Ее глаза скрывали дымчатые стекла очков-лисичек, а подмышкой у нее приютилась карликовая собачка с мохнатой мордочкой.
— Здрасьте, — грубо обратилась к ней Милана. — Можно пройти?
Пожилая женщина, не сдвинувшись с места, с любопытством оглядела незнакомцев.
— Какие вы красивые, — приветливо отозвалась она, игнорируя слова Миланы. — Никак на отдыхе?
— Угу, — угукнул Карчетов, затянувшись папиросой. — Оттягиваемся.
— Вот когда я была молодая, мы с моим ныне покойным супругом Самуилом Аркадьевичем тоже пускались в путешествия. Ах, что это было за время…
— Можно пройти? — бесцеремонно вставила Милана. — Пакеты тяжелые.
Карчетов выпустил дым Милане в лицо и заинтересованно спросил у пожилой женщины:
— И где же вы успели побывать, мадам?
— О, много где, — охотно ответила пожилая женщина. — Это и голубые лагуны Габона, и тропические леса в бассейне Конго, и Кенийские саванны с пляжами Найроби, и глинистые реки Сомали. Ах, если бы вы знали, какие восхитительные закаты на Суматре. Милый мой, после восхождения на Каямбе в Эквадоре и на вулканы на Галапагосских островах я напрочь позабыла про Лагонаки. Ну а чего стоит Колумбия с ее непроходимыми джунглями дельты Амазонки. И, конечно же, карнавальная феерия Бразилии…
— Ц-цы! — недовольно цокнула языком Милана и опустила пакеты на землю, отчего раздался характерный бутылочный звон.
Пожилая женщина на минуту замолчала, гладя собачку и мечтательно глядя в пространство перед собой.
Карчетов смотрел на нее уже с неподдельным интересом, совершенно не обращая внимания на Милану:
— Простите, мадам, но как вам удалось совершить такое продолжительное путешествие?
— О, это путешествие длиною в целую жизнь, молодой человек. Просто — Самуил Аркадьевич был служащим по дипломатической части. И вот мы вдвоем колесили вдоль линии Экватора. Туда и обратно. Снова туда. И снова обратно. Ах, что это было за тропическое приключение! Вы даже представить себе не можете, что это была за жизнь! Вечное лето, или, как сказали бы сейчас, сплошное «Баунти»…
— Го-оспдь… — тяжело вздохнула Милана, привлекая к себе внимание Карчетова.
Тщетно.
Пожилая женщина снова замолчала, подняв мечтательный взгляд к звездному небу над их головами.
— Нет, я не об этом, — вырвал ее из грез настырный Карчетов. — Ведь это не случайность? Вы этого желали, не так ли?
Пожилая женщина опустила свои дымчатые очки и взглянула поверх них на Карчетова. Ее глаза были бледно-серыми, почти прозрачными, и, словно две холодные стекляшки, отражали огоньки от окон квартир.
— Вы совершенно правы, молодой человек. Была бы воля — и все достижимо. — Она игриво подмигнула Карчетову и послала ему воздушный поцелуй морщинистыми губами, после чего снова надвинула на глаза очки. — Я с самого детства грезила Африкой. Но как бы еще иначе я, простая машинистка в платьице из ситца, смогла бы осуществить свою заветную мечту, как ни охмурив похотливого, престарелого олуха и не женив его на себе? Прости, Господи, язык мой грешный.
Перекрестившись, пожилая женщина вышла в темный двор. Отпустив собачку, она растворилась в темноте под аркой.
Милана с укором посмотрела на Карчетова:
— Зачем ты издевался над старухой? Ты же прекрасно видел, что она полоумная.
— Ничего подобного. Эта старушенция в своем уме, и мы пообщались с ней по душам. Теперь-то я точно знаю, что на верном пути.
Карчетов щелчком отбросил куда-то в темноту докуренную папиросу и вошел в освещенный подъезд.
— А-а, а-а, в Африке реки вот такой ширины, — чуть слышно напевал он песенку Красной шапочки из детского кинофильма, поднимаясь вверх по скрипучей деревянной лестнице. — А-а, а-а, в Африке горы вот такой вышины.
Милана покачала головой, глядя ему вслед:
— Такой же шизанутый, как и эта старая грымза.
Она подняла с земли тяжелые, звенящие бутылками пакеты и скрылась за дверью.
Глава 27
Для плотного ужина время было уже