Хотя тайком, в отсутствие Малютина я и пробовал поиграть маховиками наводки, не отрывая взгляда от телескопического прицела 37-миллиметровой пушки…
Но пострелять из орудия я не решился. Ведь если промажу по цели, то разговоров по бригаде пойдёт… Как же, ветеран Испанской, орденоносец, раненый в танке — а из пушки мажет! Да и не так-то просто самому, без подсказок и необходимого опыта разобраться с танковой оптикой — когда сам я еле-еле осилил шестикратный командирский бинокль, положенный мне по штату… Но к нему хотя бы инструкция прилагалась!
А вот легко разобравшийся с трофеем Малютин тихонько хвалит цейсовский танковый прицел…
Зато пулемёт мне куда как привычнее, проще и доступнее. И турель поставили на командирскую башенку, моё основное «рабочее» место — согласно штатного боевого расписания. И стрелять из пулемета по воздушной цели я пробовал — и даже попал! Пусть из более скорострельного МГ-34 с емкой лентой на две с половиной сотни патронов…
Но немцы ещё не успели обнаружить с воздуха следующую с юго-востока бригаду. Да и батальон больше полагается на две полуторки с ДШК — и две машины с зенитными установками «Максим», прикрывающими казачьи сотни… Кроме того, судя по сообщению разведки, мы вскоре столкнемся с врагом именно на земле — где наши шансы, откровенно говоря, заметно выше.
— Товарищ комбриг, Погонин докладывает: по грунтовке прошли три пушечных бронеавтомобиля и десяток мотоциклов с колясками. Наших разведчиков немцы не обнаружили.
Мама дорогая… Молодцы казачки, надёжно схоронились в зелёнке! Собственно, я послал в разведку несколько небольших дозоров численностью всего в отделение всадников, следующих сильно впереди радийных броневиков. У Погонина, например, имеется лишь пулеметный БА-20 — что он должен был спрятать сильно в стороне от дороги…
И судя по всему, старшина замаскировал свой броневик на совесть, надёжно. В противном случае три автоматических пушки живо бы помножили на ноль мой смешанный дозор… Но кто тогда идёт по дороге, если бросает вперёд столь сильно вооруженную разведку⁈
— Женя, вызывай Акименко.
Секунд пятнадцать спустя в наушниках раздался голос комбата:
— Слушаю, ноль десятый.
— Ноль первый… На дороге замечена немецкая разведка, броневики и мотоциклы. Наверняка следом идёт танковая часть. Если мы не зевнем, то успеем выйти к дороге — и вжарить разок другой по бортам германцев.
Кирилл ответил лаконично:
— Понял.
Собравшись с духом — и почуяв при этом, как участилось сердцебиение, я продолжил:
— Предлагаю следующее. Первая рота разворачивается редкой цепочкой по направлению к дороге, дистанция между «коробочками» сто метров. За бэтэшками Попова идут артиллерийские танки — уступом, в шахматном порядке; дистанция от первой линии триста метров. Я пойду с Поповым, во второй линии; остановимся метров за семьсот от дороги — и при появлении противника откроем огонь.
Сделав короткую паузу, я продолжил:
— Вторую и третью роту ведёте вы с Кругликовым. Держитесь на флангах, можете развернуть танки перевернутыми клиньями, как немцы; по возможности прикройтесь «зелёнкой». Дистанция от первой роты — пятьсот метров. В случае огневого контакта попробуйте охватить противника с флангов и выйти к немцам в тыл… Добро?
Это, конечно, странно, что комбриг Красной армии спрашивает одобрения у своего подчиненного. Но я ещё со времен Львова пытаюсь играть вдумчивого такого командира, всегда готового выслушать мнение и даже критику своих комбатов… В той, прошлой жизни я как-то услышал максиму, что хороший начальник — это тот начальник, кто не мешает работать своим подчинённым. Сам я не согласен с ней: считаю, что хороший начальник должен знать работу не хуже подчинённых и уметь организовать рабочий процесс… Но как ни странно, в нашей действительности эта максима нередко бывала справедливой.
Акименко, к моему вящему облегчению, вновь ответил коротко — и в тоже время довольно бодро:
— Выполняем!
Ну, вот и слава Богу…
Расстояние до грунтовки мы покрыли минут за пятнадцать. Первые октябрьские дожди уже оросили землю древней «Червонной Руси» — но раскиснуть местный суглинок не успел и для лёгких «бэтэшек» вполне проходим. Я по-прежнему высовываюсь из открытого люка трофейного танка… И ведь при этом моя «тройка» держится чуть впереди первой линии — на левом крыле танков капитана Петрова.
То есть ближе всего к вероятному противнику…
Но расчёт тут прост и логичен. Во-первых, у меня лучший обзор — и командирский бинокль с шестикратным увеличением, в то время как прицелы на всех танках имеют кратность 2,5х. Во-вторых, трофейный панцер имеет знакомые фрицам очертания — и хотя борта его украсили советские серп и молот, но в целом у меня довольно высокие шансы сойти за своего! Ну, до поры до времени… А там и следующие справа машины могут быть идентифицированы немцами как «свои».
— Чуриков, остановка… Илья, орудие к бою готово?
— Так точно, бронебойный уже заряжен!
Лейтенант Малютин, повышенный в звании за бои во Львове и награжденный солдатской медалью «За отвагу» (крепко уважаемой среди фронтовиков), лечился со мной в одном госпитале — и немного подумав, согласился пойти в мой экипаж. Наверное, свою роль сыграл тот факт, что моё представление на орден «Красной Звезды» ему завернули… Ведь после того, как мы оставили Львов, в штабе армии утвердили наградные листы лишь на комбата Акименко, удержавшего «Кортумову гору», и старшего лейтенанта Чуфарова, первым совершившего танковый таран. Хотя ему расщедрились даже на «Красное Знамя» — все-таки в самоубийственную атаку шёл на неисправном танке, да против пушечных «двоек»… Ну а «завернутого» Малютина я уже на своем уровне утвердил к почетной серебряной медали с изображением танка — и лейтенант сей жест явно оценил.
Тем более, что представилась возможность повоевать на трофейном танке — как никак, дополнительная мотивация. Илья забрал с собой свой последний экипаж, вытащивший командира из подбитой машины — а сообразительного и технически грамотного радиста Филатова подобрал уже я… К слову сказать, Малютину явно не терпится опробовать танковую пушку «тройки» — хотя последняя будет явно послабее «сорокапятки». И хотя изначально я рассчитывал, что вести огонь мы будем только в крайнем случае, в ситуации «самообороны» — но логика предстоящего боя сама толкает нас в драку…
Логика — и незнакомый мне, непривычный азарт драки. Последний неожиданно захватил меня, стоило лишь разглядеть в