Глава 17
…- Чуриков, поддай газку, чего телешься⁈
Мехвод угрюмо отозвался:
— Я не телюсь, товарищ лейтенант. Танк перегружен усиленной броне — а «бэтэшки» изначально быстрее любых немецких машин.
Малютин явно хотел сказать ещё что-то резкое в ответ, но я оборвал «наводчика»:
— Илья, все нормально. Комбриг и не должен лезть вперёд батальона, словно древнерусский князь на вороном коне!
На самом деле комбриг вообще не должен принимать в бою личного участия. Хотя… Если мне память не изменяет, тот же самый Фотченков в реальной истории погиб при прорыве из Уманского котла, сражаясь в танке. А был он тогда полноценный комдив… Это не говоря уже о гибели в бою героя Советского союза, генерал-майора Лизюкова. А ведь последний был одним из лучших и самых авторитетных танковых командиров, сыграв огромную роль в боях 1941-го.
И потом — ну что такое танковая бригада в октябре 1939-го? Конечно, не считая моего соединения, превращенного уже в некое подобие танковой дивизии… По сути, сейчас штатная бригада — это всего лишь усиленный полк. И должность у меня пока что не генеральская, а полковничья…
Впрочем, решение вновь забраться в танк было продиктовано не какими-то рациональными или логическими соображениями. Скорее тут сыграл фатализм «попаданца», оставшегося без семьи — и утратившего всякое полезное послезнание… А ещё сыграли свою роль слова казака-майора — что-то о командире, идущим в бой наравне с подчинёнными. Они были произнесены со столь искренним уважением, что я по отношению к самому себе не испытывал — и крепко меня задели.
Как бы это странно ни звучало, но я вдруг отчётливо почувствовал что хочу, что вновь должен разделить судьбу своих танкистов…
И вот теперь трофейная «тройка» бодро катит вперёд, крепко потряхивая экипаж на кочках или в вымоинах; конкретно нас выручает обилие резины в отделке боевого отделения… Впрочем, идем мы недостаточно бодро по сравнению с «бэтэшками», на пересеченной местности разогнавшимися до двадцать километров в час. Наш «панцер» выжимает пятнадцать от силы — и следует лишь немного впереди конницы, держащейся позади танков.
На Т-26 третьего батальона (по нумерации 106-го отдельного — но мне как-то проще называть его именно «третьим») разместились примерно три сотни спешенных казаков. Но больше половины полка майор Тихонов ведёт в конном строю вслед за «бэтэшками». Это правильное решение — за линией германских траншей танки разгонятся до максимума, и тогда десанту не удержаться на машинах…
Третий батальон уже поравнялся с траншеями — и принялся азартно давить немцев, расстреливая германскую пехоту из спаренных пулеметов. Сейчас там стоит сплошной стрекот винтовочных и пулеметных выстрелов; часто хлопают взрывы ручных гранат и небольших осколочных снарядов… Казачий десант неплохо поддерживает «коробочки» — на моих глазах лишь один Т-26 был серьёзно повреждён гранатой связкой. В основном пехота отсекает вражеских гранатомётчиков — а танки успешно расстреливают огневые точки врага!
Самое главное, что размещенные на высоте германские артиллеристы крепко зевнули, упустили момент — и не смогли толком встретить атаку медленных Т-26 на подходе. Теперь же фрицы и вовсе не могут открыть огонь по моим «коробочкам» — ведь тогда придется бить и по окопам камрадов… По крайней мере сейчас немцы этого не делают — в страхе задеть своих товарищей, пока ещё ведущих бой с казачьим десантом и танкистами.
Впрочем, германские артиллеристы быстро соориентировплись и перенесли огонь нам за спину — на батареи «сорокопяток» и полковые миномёты, поддерживающие атаку первого эшелона… Они обозначили свои позиции частыми выстрелами — и пару минут назад за спиной вдруг легла цепочка многочисленных, тяжёлых разрывов.
Кажется, в этом миг вздрогнула сама земля — а что там творилось на батареях лёгких пушек, мне и подумать страшно…
Надеюсь выручить ребят, я передал по радиосвязи приказ гаубичной батарее вновь открыть огонь. Пусть даже придётся разом израсходовать невеликий боезапас, что изначально не внушал оптимизма.
Но если группа прикрытия «засветилась» активной пальбой, то сумерки в целом ещё достаточно густые — и не спешат рассеиваться. И разглядеть с кургана движение второго танкового батальона вряд ли представляется возможным… Он, кстати, по нумерации как раз «сто второй» — да и Акименко водит в бой «сто первый». Но это к слову… Лёгкие «бэтэшки» первых выпусков идут вперёд с выключенными фарами — нам пока достаточно света, что дают «люстры» и прочие осветительные ракеты над траншеями, на участке прорыва.
Все веселье начнётся, когда мы засветимся у траншей… А с той скоростью, что развили «бэтэшки» комбата-два Богодиста, это случился уже через минуту.
— Филатов, свяжи-ка меня ещё раз с гаубичной батареей.
— Слушаюсь, товарищ комбриг!
Женька немного пришёл в себя после столкновения с чешскими панцерами — тогда у нас обоих чуток сдали нервы. Как никак, первый настоящий танковый бой! Но сегодня радист действует явно спокойнее… Несколько секунд спустя в наушниках раздался голос комбатра Прохоренко:
— Слушаю, ноль десятый.
— Граб первый, если ещё остался запас — беглый огонь по высоте! Чтобы фрицы головы не могли поднять!
— Понял, сделаем! Но это уже последние снаряды…
— Ничего, Граб — тебе ещё подвезут!
Несколько секунд спустя в тылу гулко загромыхали наши гаубицы — и цепочка разрывов легла по гребню высоты, где уже засветились тяжёлые немецкие орудия… И в тоже время с линией немецких окопов поравнялись «бэтэшки»; окопы не стали препятствием для моих танкистов — их перемахнули на полном ходу, не сбавляя скорости.
А высота вроде пока что молчит…
— Ну, Аким, теперь уж поднажми и ты. Нечего нам плестись в самом хвосте…
Мехвод воспринял мои слова как прямой приказ — и упрямо добавил газа, отчего машину стало ещё сильнее трясти на неровностях пересеченной местности. Меня крепко приложило о края башенной выемки — даром что прорезинены, а ударило крепко… Но я сдержал едва не сорвавшуюся с губ грубость — сам ведь приказал ускориться.
Нет, вместо бессильной (и беспомощной!) брани я аккуратно раскрыл обе дверцы башенного люка — риск, что в небольшое отверстие влетит граната, минимален. Зато я при случае смогу встать к зенитному ДТ… Как-никак возможность круговой стрельбы! Да и сверху-вниз можно достать очередью там, где спаренный пулемёт (в нашей «тройке» их сразу два) лишь разрежет воздух над головой немца.
Но — обошлось. Там, где мы подошли к траншеям, бой уже затих — окопы немцев частично подавлены, частично завалены трупами гарнизона. Хотя и казачьих тел хватает — особенно на ближних подступах… Случайно мне на глаза попался раненый немец — он был точно жив, пытался