Кроме того, у танкистов на всех боевых выходах царит строгий «сухой» закон — не дай Бог пойти в бой хмельным! Скорость реакции падает, координация движений сбивается — а в поединке с панцерами или ПТО это ж верная смерть… Хоть после боя мужики порой и лечат нервы спиртным — но точно не на марше.
А уж Мухин-то и в бою пока не был…
— Ладно, давайте по быстрому перекусим.
Вообще, изначально я планировал разделить трапезу с танкистами — благо, что на вынужденной стоянке, необходимой для дозаправки танков, решились сварить горячее. В полевой кухне сейчас кашеварят сразу и первое, и второе; причем если второе — это пшенная каша на свином сале, то на первое суп с пшенкой на свиных ребрах! Никогда не понимал свинину в качестве основы для бульона — но ведь то были стандарты мирной, никак не связанной с войной жизни.
Тем более что ребра-то копченые — а уж это совсем другой расклад…
Да, полевая кухня с горячей едой — это, конечно, очень хорошо. А вот что совсем-совсем… нехорошо! Так это то, что в РККА образца 1939-го года нет сухих пайков — вообще нет. Вот в Русской Императорской армии образца 1914-го года они были — включая саморазогревающиеся консервы. Причем технологию создания консервных банок с такой хитрой приспособой немцы успешно сперли; ничего сложного там нет — химическая смесь в нижнем отделении банки вступает в реакцию после банального проворота корпуса, и греет отсек с мясными или мясорастительными консервами. Танкисты панцерваффе используют саморазогревающуюся тушенку на марше — и германский экипаж вполне может перекусить горячим прямо на ходу…
Но что там тушенка — в РККА даже банальных сухарей или галет в масштабах армейского снабжения еще нет! Хорошо хоть, мы нагрузили танки запасом свежего хлеба — и успели даже самостоятельно засушить небольшой запас сухарей… Заодно снабдив танкистов и копченой колбасой, и польскими да трофейными немецкими консервами.
Железный паек, ага. Но в целом, ситуация так себе… Я там противотанковое ружье предлагал, командирскую башенку на танк, выпуск орудий ЗИС-3! А на самом деле стоило бы попросить о тушенке и галетах в обязательный паек.
Не желая обижать экипаж — сосредоточенного и скромного пулеметчика Колю Малых, а также застенчиво улыбающегося радиста Владика Никишева, я с благодарным кивком взял кусок хлеба с половинкой перчика, и колбаски. После чего похвалил запасливого и в целом, рукастого мехвода:
— Молодец, Мухин, объявляю тебе благодарность!
Ванька снова расцвел, даже чуть покраснел от удовольствия — а я вдруг понял, что красноармейцам из экипажа лет по девятнадцать самое большое. В отличие от танкистов, война еще не успела их обтесать — мальчишки, право слово, совсем мальчишки… В итоге у меня кусок в горло не полез — и, не желая стеснять ребят, я коротко приказал:
— Вы ешьте, но и про запас не забудьте. Колбаса с салом могут еще пригодится на марше — а там уже и кашевары горячее до ума доводят…
Подавая парням личным пример, я вернул четверть круга краковской обратно на скатерть — и отступил в сторону, вновь обозрев позиции кое-как замаскированной бригады.
Вернее сказать — полутора батальонов, понесших немалые потери в последних боях, но это если считать машины. А так, основные силы 24-й лтбр собраны сейчас в перелеске — и на опушке не очень большой рощи, где мы кое-как замаскировали танки, тягачи с «сорокапятками». Маскировочные сети у нас есть, включая трофейные — но на все машины их не хватает… Да еще полтора эскадрона конницы в довесок — это же четыреста всадников с лошадьми, плюс цистерны-заправщики! Наблюдатель с воздуха активность на земле обязательно разглядит…
А наше собственное истребительное прикрытие лишь недавно ушло назад, сделав над перелеском прощальный круг.
Там-то и было лишь звено из трех не шибко скоростных «чаек», сменивших привычные «ишачки». Пилоты последних несут регулярные потери в воздушных боях — и командование решилось закрыть их переброской из Монголии уже получивших боевой опыт экипажей… В то время как ветеранов Халхин-Гол, летающих на И-16, массово перевели на север — в Восточной Пруссии вроде бы затевается большое наступление; но это так, обрывочная информация из штаба армии… А наше прикрытие имело задачу отогнать бомбардировочную эскадрилью в случае чего — или, по крайней мере, не дать врагу точно отбомбиться по расположению бригады! Кроме того, «ястребки» должны были атаковать воздушного разведчика, если последний окажется в квадрате нашего движения.
Но вражеской авиации до сего момента в воздухе видно не было…
Почему лишь до сего момента? Да потому, что именно сейчас высоко в воздухе словно бы завис одинокий самолет, медленно летящий — можно сказать даже, «плывущий» с северо-западной стороны!
Вот и приплыли… По уму, наше воздушное прикрытие должны были сменить заправленные машины. Но — не сменили; очевидно, не хватает самолетов. И что самое поганое, у меня нет прямой связи с нашей авиацией — в настоящий момент штатная рация не добивает даже до оставшегося в тылу 106-го батальона…
— Никишев, срочно вызывай обоих комбатов! Мухин, свернуть скатерть-самобранку и приготовить машину к движению! Коля — добеги до поваров, пусть тушат кухню, нас сейчас и малый дымок выдаст…
Сам я также нырнул в бронированное и довольно прохладное нутро пулеметного БА-20, пока радист спешно вызывал комбатов:
— Ноль первый, в воздухе «птичка»! Пусть люди занимают «бэтэшки»; зенитчикам — огонь, только если немец снизится. И казакам подскажи увести лошадей в рощу, да спрятаться самим.
— Понял, ноль десятый. Выполняю.
Я повторил приказ комбату-два — в душе уверенный в том, что принятые меры маскировки уже ни на что не повлияют… У фрицев отличная оптика — и какое-то движение на опушке разведчик все равно заметит. А снизившись, наверняка увидит замаскированные танки…
Разве что на снижение фрица достанут расчеты ДШК.
Разведчик, однако, снижаться не стал — вместо этого в течение нескольких минут он нарезает круги над перелеском и рощей, пытаясь словно бы что-то разглядеть. В броневик уже вернулся штатный пулеметчик — а у меня в душе забрезжила робкая надежда, что фриц все-таки не разглядел танки и вскоре уберется восвояси… Но прошла еще минута, друга — а разведчик все также висит в небе, нарезая круги над нами.
— Чего же ты не улетишь, гнида⁈
Словно в ответ на мой вопрос, на очередном круге разведчика земля вдруг вздрогнула — и тотчас в стороне рощи раздался