В любом случае, сначала мне надо выписаться отсюда, а после готовиться. А для начала мне надо понять, кто я теперь такой и что есть в моём распоряжении.
Глава 3
У нового облика было два важных преимущества.
Во-первых, обо мне никто не знал из бывших коллег и заклятых «друзей». Никто даже подумать не мог о такой возможности, что я жив, когда моё тело уже похоронили. Новый облик, зато старая память и опыт.
Во-вторых, мне больше не нужно было пить таблетки от высокого давления. Оно всегда держалось в норме, даже если я выпивал кофе из автомата рядом с лифтом. Сто двадцать на восемьдесят всегда.
Так что я собирался воспользоваться всем этим на полную.
Да, это дело не терпело отлагательств. И будь я в той жизни моложе, то не вытерпел бы и сбежал из больницы в тот же день. А потом грохнулся бы где-нибудь без сознания, если не хуже. И тогда этот второй шанс был бы потерян.
Так что я делал то, что требовалось. Лечился, приходил в себя. Использовал это время для подготовки, чтобы узнать, кем был тот человек, чьё тело мне досталось.
Три недели я следовал всем рекомендациям врачей. Понемногу вставал, привыкал к новому телу, немного читал и много думал. Пусть тело молодо, но сам-то я уже не такой нетерпеливый, каким был раньше. Нужна холодная голова, как говорил Дзержинский, и горячее сердце. А вот руки придётся запачкать.
Да, сейчас я один против всех. Не знаю, насколько велико влияние Трофимова, так что любая попытка с кем-то связаться из моих бывших коллег может привести к катастрофе. А влияние моего бывшего шефа и его покровителей было немалым, учитывая, как быстро они закрыли всех, кто мог мне помочь. И мой облик могут раскрыть, решат, что я связан, и примут меры.
Так что мне нужно собрать все данные, какие у меня были, и все доказательства. А после — либо найти того, кого Трофимов не купил, либо действовать иначе.
Буду выходить на него, на его подельников, на остальных. Уничтожить их снизу, там, где они не ожидают. Но дело закончу в любом случае.
Так что работаем.
В больнице время тянулось долго, и я не тратил его впустую. И пусть для всех я выглядел как тощий пацан с перевязанной башкой, который сутки напролёт сидел в телефоне, несмотря на все возражения врачей, на самом деле я работал.
Так и прошли три недели. Утром перед выпиской дед Толи Давыдова привёз мне одежду — джинсы и белую футболку, всё новое, с этикетками. Но брали их по размерам прежнего тела. А в больнице я сильно похудел.
При росте аж в сто восемьдесят восемь сантиметров я весил всего около шестидесяти кило. Так что на тело смотреть было страшно. Меня вполне можно было выставлять в кабинете анатомии, чтобы изучать скелет — настолько хорошо были видны все косточки. А голени и запястья вполне можно было обхватить пальцами, настолько они тонкие.
Кстати, насчёт голени мне повезло. Перелома не было, просто ушиб и растяжение из-за аварии. Если бы сломалась кость, я бы ещё не скоро смог действовать самостоятельно.
А вот с башкой, конечно, были проблемы.
— И главное — не забывай, — наставлял меня перед самой выпиской доктор Ерохин. — Тебя вытащили буквально с того света. Тебе повезло.
— Так вы же большой профи, Егор Иванович, — подбодрил я. — Лучший в области, как везде пишут. И сам это теперь вижу.
Нейрохирург посмотрел на меня, и краешки его губ поползли вверх. Похвалу любят многие. Это молодой парень с небольшой бородкой, ему едва за тридцать, но ко мне он относился по-отечески, думая, что сильно старше меня. Заходил ко мне часто, хотя долечивал меня другой доктор.
— Всё равно, Толя. Чудо, что у тебя речевой центр не пострадал, и что с памятью проблем мало, и что сам оклемался так быстро. А у тебя сам знаешь, что было.
Ерохин покрутил пальцем у виска. Не для того, чтобы показать, что кто-то свихнулся, а чтобы напомнить, где именно он сверлил.
— У тебя была клиническая смерть, почти четыре минуты, едва откачали. Это почти предел. А ещё мы тебе датчик ставили. Так что здоровье беречь важно, Толя. Тебе в особенности.
— Всё учту, Егор Иванович, — пообещал я.
— Ну и чтобы ты опять к нам не попал, надо себя беречь. Физнагрузку ограничивать, тяжести поднимать нельзя. С алкоголем и сигаретами завязать.
— Да я же не курю, Егор Иванович.
— Ну, это так, на всякий случай, — Ерохин пожал плечами. — А то бывает всякое. И башку береги, чтобы не ударили. Серьёзно тебе говорю. Ты у меня первый, кто так легко отошёл, но всё равно, не забудь, что…
— Через четыре недели на консультацию и КТ.
— Шаришь, — он усмехнулся и поднял кулак, я по нему стукнул.
Нейрохирург оставил мне свой номер. Я его записал, хотя на самом деле прекрасно запомнил. Память всё ещё не подводила.
Моя память. Памяти Толи Давыдова мне не досталось совсем. Но кое-что о себе новом я выяснил и на вопросы о себе отвечал. Так что все думают, что у меня есть небольшие провалы в памяти, а не полная потеря.
Да, чудо, как говорит доктор. И не только из-за того, что я легко оклемался, но и в том, что я вообще не мёртв. Хотя было бы очень иронично, попади я в тело парня, который бы стал овощем, что вполне могло произойти с такой травмой. Ерохин такой вариант не исключал.
Когда доктор ушёл, я напялил на себя принесённую мне одежду. Джинсы держались только на тазовых костях и благодаря ремню, застёгнутому на самую последнюю дырку, хотя хотелось проделать ещё одну.
Футболка была слишком большой. Хотя, как говорит молодёжь, это «оверсайз».
Да уж, освоиться, как сейчас говорит молодёжь — вот это было для меня задачей непростой. Да, Трофимов подвоха не поймёт, для него все младше сорока пяти — молоденькие пацаны и девчушки.
А вот ровесники заподозрят неладное. Я сейчас как разведчик, засланный в чужую страну, к чему меня не готовили.
Но я тренировался, много общался с молодыми медсёстрами и медбратьями, которые в большинстве своём были чуть старше нового меня.
Это было удобно. Во-первых, в этой больнице они были достаточно дружелюбными и со мной общались без проблем, тем более искать подход к людям я умел. Во-вторых, они делали