Почему это так важно для нас, сегодняшних педагогов? Потому что ошибки, в результате которых сделаны правильные выводы, не менее важны, нежели достижения. Кроме того, такой анализ педагогических просчетов позволяет педагогу двигаться вперед, набивая собственные шишки. Ничего страшного, ведь и великие неизбежно проходили этот этап своего профессионального становления. Если бы хватало времени, то в качестве живого учебника педагогики я написал бы книгу «История педагогических ошибок».
Да, этих докторов роднит многое. В частности, оба они врачи и естествоиспытатели, которым ведомы материальные факторы, влияющие на развитие ребенка: физиологические, биохимические и т. п. Но оба видят и то, что явно не укладывается в сциентистский подход к педагогике.
«Только одно понятие о Боге, или – у атеистов – понятие о мире (их Боге), может быть понятие без отрицания; все другое на свете, понимаемое или представляемое нами, должно иметь и собственное свое отрицание в нашем уме»[15].
«Наш внутренний быт составлен весь из постоянных, сознательно и бессознательно для нас беспрестанно колеблющих и волнующих нас ощущений, приносимых к нам извне и изнутри нас. С самого начала нашего бытия и до конца жизни все органы и ткани приносят к нам и удерживают в нас целую массу ощущений, получая впечатления то извне, то из собственного своего существа. Мы не ощущаем наших органов; мы, смотря на предмет, не думаем о глазе; никто в нормальном состоянии ничего не знает о своей печени и даже о беспрестанно движущемся сердце, но ни один орган не может не приносить от себя ощущений в общий организм, составленный из этих органов. Ни один орган, как часть целого, не может не напоминать беспрестанно о своем присутствии этому целому. И вот эта вереница ощущений, извне и изнутри, без сомнения известным образом регулированных, и потому скажу лучше – свод (ensemble) ощущений и есть наше „я“, в течение всего нашего земного бытия. Что такое наше „я“ без этих ощущений – этого мы не можем себе представить, но и не можем не допустить возможности существования ощущающего начала без ощущений. Одно „я“ основано на опыте, другое – на логике; есть и третье, основанное на веровании. Декартово cogito, ergo sum может быть без ошибки заменено: sentio, ergo sum[16]; ибо слово „ощущаю наше „я““ можно сказать и не мысля. „Я есмь“ не есть продукт мышления, а ощущения, т. е. чувства, – не мысли, – что существую»[17].
И Пирогов, и Корчак говорят о верованиях. Напоминаю о «Молитвах для тех, кто не молится» Корчака. «Главная немощь духа, – замечает Пирогов, – есть именно односторонность его стремлений на пути прогресса»[18]. Что это – архаичное мышление? А вот и нет. Они оба опережают свое время.
И наконец, задолго до открытий З. Фрейда Н. И. Пирогов прозревает значение бессознательного в формировании личности человека, роль ранних скрытых детских фобий и страхов в возникновении у него невротических состояний уже во взрослом возрасте. «Некоторые впечатления раннего детства остаются на целую жизнь, очевидно, от сильных сотрясений всего детского организма, а также чрез частые рассказы о выдающихся случаях обыденной жизни»[19].
Сохранение достоинства личности – вот что волнует И. П. Пирогова наряду с вопросами метафизики. Его цепкий взгляд фиксирует проявления человеческой низости. «Сегодня случайно услыхал об одной человеческой низости, свойственной исключительно холуйству. Максим, с детства почти оставленный отцом-солдатом в дворовых, обязанный нам своим, относительно порядочным, состоянием (тысячи в две), купивший на деньги, приобретенные у нас, дом и землю, оказался таким злым и коварным, что, лаская в моем присутствии моего кота Мошку и зная, что я его люблю, бьет его напропалую за глазами только за то, что ему, коту, а не ему, Максиму, достаются кости от жаркого за обедом.
Притворство с жестокостью и зависть к животному – вот до чего низводит человека холуйство, и без всякого глубокого мотива! Притворство без нужды! Я не терплю ласкательств – это он, Максим, знает; жестокость страсти – холодная, насмешливая и бесцельная. Зависть без причины: он сыт и от своего, и от нашего стола; да и к кому же зависть – к кошке! Низко до тошноты и тем тошнее, что в таких проявлениях видишь унижение общего всем нам человеческого достоинства…»[20]
Кот Мошка приказал долго жить. После этого печального события в книге появилась вставная глава: «История рождения, жизни, страданий и смерти моего верноподданного кота Мошки».
Подумать только: в дневнике старого врача идет напряженная рефлексия, ищутся ответы на серьезные мировоззренческие вопросы. И вдруг вставная глава про какого-то кота. «Итак, судьба моего Мошки действительно драматична, если возьмем в соображение, что он, чудесно спасенный от пагубного ливня, в самом раннем детстве был перенесен в среду людей, был оставлен жестокой матерью на произвол судьбы, ошибочно признавался долгое время за кошку и носил незаслуженно женское имя. Наверное, на роду ему было написано не наслаждаться цельною и нормальною кошачьей жизнью»[21].
Н. И. Пирогов размышляет о природе привязанности человека к животным, о том, почему их смерть мы переживаем порой острей, чем гибель иных знакомых нам людей. Вновь и вновь мы убеждаемся в актуальности и непреходящей ценности его размышлений.
Когда в 2023 году разворачивалась операция по эвакуации людей из затопленной Херсонской области, часть волонтеров сосредоточилась на спасении животных. Что вызывает нарекания со стороны тех, кто считает, что в первую очередь нужно спасать людей, не отвлекаясь на братьев наших меньших.
«В чувстве нашей привязанности к животным, я полагаю, играет важную роль представление, которое мы имеем о животном. В этом представлении есть нечто странное. Я где-то читал, что Гегель признавал в безмолвии животных нечто мистическое. Я вполне разделяю этот взгляд философа. Всякий из нас не может не видеть в животном сходства с собою и вместе с тем не может ясно понять причину огромного различия, лежащего пропастью между нами и животными. Организации животных, так же как и нашей, предписано высшим начальством чувствовать, а следовательно, наслаждаться и страдать; суждено также и бороться с стихийными силами, а по учению Дарвина даже и совершенствоваться, изменяясь и переходя из низших форм и типов в высшие. И, несмотря на это тождество основных и самых существенных свойств животной и нашей организации, – все-таки