Они с Клэр были очень близки. Даже цвет глаз у них совпадал — зелёный, глубокий, почти изумрудный. Из-за этого они в шутку называли себя сестричками. Это было глупо, по-детски. Клэр всегда подмечала редкость, и Одри ей верила. Иногда они сравнивали свои зрачки в зеркале, шепча, будто это какой-то магический знак, что они — одна команда.
Новость о том, что Клэр мертва, пронзила Одри остро и неожиданно. Всё в теле сжалось. Она не хотела верить. Ей хотелось, чтобы всё оказалось ошибкой. Чтобы Клэр вернулась в общежитие и сказала, что уехала в Париж, не предупредив, потому что стыдилась, потому что не хотела устраивать сцен. Чтобы оказалось, что кто-то ошибся — её просто перепутали. Что вся эта история с похоронами — нелепая путаница. Всё что угодно, лишь бы не правда.
Но день за днём подтверждалось одно: Клэр нет. И никто не знал, как это произошло.
Больше всего Одри беспокоила Джиневра. Та заняла всё, что раньше принадлежало Клэр. Она взяла на себя организацию почти всех клубов, которыми та руководила: театральный, литературный, студенческую газету, дискуссионный кружок. Даже над благотворительной ярмаркой теперь работала она. И теперь, к завтрашнему дню, полностью взяла в свои руки организацию вечера памяти Клэр Ланкастер.
Одри видела, как Джиневра раздавала указания в библиотеке, разговаривала с Ванессой Грин по поводу оформления сцены, обсуждала со старостой второго курса, Чейзом Уилсоном, список выступающих. Всё — деловито, строго, с чёткой расстановкой задач. Казалось, ей и в голову не приходило, что речь идёт не просто о мероприятии, а о прощании с человеком.
Одри не сомневалась: Джиневру не волновала смерть Клэр. Всё, что она делала — было ради контроля. Ради влияния.
Сама Одри тоже кое-что скрыла от полиции. Думала, что это не имеет значения. Подруги ведь не бросают друг друга. Но теперь ей казалось, что, возможно, стоило сказать. Хотя бы намекнуть.
20 декабря 1983 года. Хиллкрест. Общежитие «Брайер-Холл».
Одри открыла глаза. Комната была погружена в полумрак, лишь свет полной луны пробивался сквозь жалюзи и падал на пол, вычерчивая прямые полосы на вытертом ковре между кроватями. Снаружи, за старинными окнами с деревянными рамами, возвышалась университетская башня с циферблатом — стрелки на нём замерли на половине третьего.
Тихо потрескивал радиатор у стены, один из тех, что прогревались только наполовину и требовали удара кулаком, чтобы снова заработали. Где-то за стеной скрипнула чья-то дверь, хлопнули тапки по линолеуму коридора — жизнь общежития не замирала даже глубокой ночью.
Одри поморщилась, откинула волосы с лица. Голоса. Тихие, приглушённые, доносящиеся из ванной. Дверь в неё находилась в самом начале комнаты, возле входа. В «Брайер-Холле», в каждой комнате, была своя ванная — узкая, с душем за пластиковой ширмой и овальным зеркалом с облупленным краем.
Одри приподнялась на локтях и оглядела комнату. Справа — кровать Вероники, заваленная джинсовой курткой Levi’s, пустой банкой Pepsi и кассетами, среди которых валялась одна с надписью Black Hearts — Rehearsal #3. Рядом — её кеды с ярко-красными шнурками. На другой стороне — пустые кровати Клэр и Джиневры. Одеяла на них были аккуратно заправлены.
Голоса в ванной становились всё громче. Одри, не раздумывая, встала, надела шерстяные носки, прошла пару шагов по скрипящему полу и осторожно опустилась на корточки у двери. Прислонилась ухом.
— Ты с ума сошла?! — голос Джиневры был напряжённый, жёсткий, совсем не такой. В нём была угроза.
Следом — всхлип. Клэр. Затем — глухой стук, будто что-то упало. Потом — ещё один звук. Пощёчина?
— Пожалуйста… — раздался тихий голос Клэр, почти шёпот, и следом — открытый, срывающийся плач.
Одри замерла. Её сердце застучало сильнее. На секунду ей захотелось вмешаться, постучать, спросить, что происходит, но вдруг щёлкнула ручка. Она бросилась к своей кровати, юркнула под одеяло и замерла, стараясь дышать ровно.
Дверь открылась. Тихо скрипнули доски пола. Кто-то прошёл мимо, быстро, не оглядываясь. Кровать заскрипела. Клэр вернулась. За ней — Джиневра.
Комната снова погрузилась в тишину. Только Вероника тихо храпела в свою подушку, шевеля носом.
Клэр не спала. Одри слышала, как она ворочалась, вздыхала, стягивала одеяло, потом снова укрывалась. Так прошло минут пятнадцать. И вдруг Клэр вскочила.
Натянула джинсы, закинула в сумку какие-то бумаги, ключи, заколку. Надела на голову повязку — ту самую.
Одри сначала подумала, что наступило утро. Возможно, Клэр снова торопится на одну из своих репетиций — в те дни она почти не сидела на месте, постоянно крутилась вокруг рождественского бала: костюмы, декорации, прогон сцен.
Но в следующее мгновение за ней пошла Джинни. Тихо. Без слов. Её силуэт в темноте показался резким, напряжённым. Взгляд — если Одри не показалось — был наполнен чем-то странным. Злобой? Нет, скорее, хищной решимостью.
Прошло тридцать минут. В комнате было глухо. Одри лежала в кровати, сжимая край одеяла, всё сильнее тревожась. Что это было? Зачем они уходили вдвоём? У них же не должно быть секретов…
Она подошла к окну. Тяжёлые портьеры отодвинулись, заскрипел карниз. Снаружи было тихо, заснеженно, воздух казался промёрзшим до костей. На фоне леса, возле старого забора, что огораживал территорию кампуса, Одри увидела Джинни. Та выныривала из-за деревьев, пробираясь сквозь дыру в ограде. Выглядела запыхавшейся, лицо — напряжённое. Она оглянулась и исчезла в темноте.
* * *
Позже Одри вспоминала именно этот момент. Именно ту дыру в заборе. Потому что именно в той стороне была пещера, где — спустя год — нашли повязку Клэр.
Одри не хотела верить. Нет, Джиневра не могла быть виновна. Они ведь были подругами. Да, между ними бывали ссоры, недомолвки, Джинни иногда язвила. Но Клэр всегда относилась к ней по-доброму, по-настоящему тепло.
Однако теперь всё будто встало на свои места. Особенно когда Джинни заняла место Клэр. Почти везде.
Одри видела, как Джинни говорила с преподавателем мистером Кроу у доски — с тем самым выражением лица, с каким Клэр год назад убеждала его утвердить её пьесу для Рождественского бала. Джинни жестикулировала, наклонялась вперёд, в голосе её звучал тот же напор.
Одри очень хотела прямо сейчас подняться, сбежать вниз по коридору, выбежать во двор и рассказать охране всё. Неважно — Джо там сегодня или Марк, главное, чтобы кто-то услышал. Рассказать о той ночи, о голосах за дверью в ванной, о том, как Джиневра ударила Клэр, о криках и рыданиях, о том, как Клэр потом схватила сумку и ушла. Но что она могла сказать сейчас, спустя год, когда тогда