Я закрыл бочку, и рывком встал с пола. Ноги не шли на улицу, мне очень не хотелось встречаться ни с Урсулой, ни с Гаврилой. Ну вот совсем не хотел. Перед Урсулой мне было стыдно, а Гаврилу я просто не хотел видеть. Но тем не менее выйти придётся. Проходя мимо большой комнаты, я увидел, что дверь приоткрыта. Заглянув в залитую светом комнату, я никого там не увидел, только пятна на розовом, матовом полу. Жаль, что всё это правда, я хотел бы, чтобы всё было сном или пьяной фантазией. Но нет, надо идти дальше.
Уже подходя к выходу из дома, я услышал какие-то громкие голоса. В основном один голос. Я подошёл с двери, и не выходя на улицу, прислушался к разговору через приоткрытую дверь.
– Ты посмела разгневать хозяина! Ты смеялась над ним! – напрягался Гаврила
– Я покаялась, но он не хотел слушать меня! – Это уже Урсула.
– Замолчи, несчастная, или я заставлю тебя заткнуться! – послышался звонкий шлепок, сопровождающийся коротким вскриком. Он её бьёт, что ли?
– Я не сделал ни чего плохого! – опять Урсула.
– Я сказал тебе молчать, – послышался глухой удар, и какой-то нехороший вскрик женщины.
– Братья и сестры! Внемлите мне! Эта недостойная сестра наша унизила и расстроила нашего господина, великого, могучего и достойнейшего из господ, нашего господина Тора! – послышались приглушённые голоса небольшой толпы.
– Именем Господина нашего, приговариваю эту мерзкую тварь к поруганию и смерти! – послышался измождённый голос Урсулы – не надо! Я ничего не сделала!
Всё, хватит! Я решительно вышел из дверей. Мне предстала жуткая картина: между купелью и входом в дом, на ровной площадке лежала, опираясь на локоть, избитая, вся в крови и синяках Урсула. Дудя по запёкшейся крови на бёдрах – до купели она так и не дошла, а перед ней, с моим церемониальным топором, поднятым над головой, стоял Гаврила. И судя по всему, сейчас он её прибьёт.
– Стоять, урод! – заорал я не своим голосом, Гаврила вздрогнул, и не опуская топор, повернулся ко мне.
– Хозяин, она согрешила, и я приговорил её твоим именем! —решительным голосом прокричал Гаврила.
– Никто не смеет говорить от моего имени, кроме меня, падаль! – я перешёл на рык, я буквально почувствовал, как ярость захлёстывает меня.
– Но это уже свершилось, и я закончу казнь непотребной девки! – не слушая меня прокричал Гаврила.
Он снова повернулся к Урсуле, и ещё выше поднял топор.
– Так значит я остановлю тебя! – в моей руке материализовалось копьё, и я, не раздумывая ни секунды, метнул его в ненавистного мне раба. Копьё подлетело вверх, и по параболе устремилось к цели. Топор палача уже пошёл вниз, когда копьё вонзилось в грудь Гаврилы, пробив его насквозь. Руки палача обмякли, и он уронил топор, едва не задев несчастную, поруганную девушку. И в это момент молния ударила прямо в голову, изумлённо смотрящего на меня, Гаврилы. Раздался оглушительный грохот, и все зрители в ужасе попадали на землю, а вместо головы бывшего верховного жреца теперь красовалась разорванная, обугленная головешка. С глухим звуком тело мужчины упало на землю.
– Я тебя породил, я тебя и уничтожил! – я поднял руку, и копьё мгновенно оказалось в ней. Я сжал вибрирующее древко, и произнёс жутким, даже для меня самого, голосом:
– Есть ещё желающие говорить от моего имени? – я оглядел прижавшихся к земле людей, в лицах и глазах который читались только ужас и повиновение.
– Спасибо, что остановил его, Мастер. – проговорил вдруг Кок, – теперь возьми и съешь его сердце. По нашим традициям ты станешь вождём нашего племени, и никто больше не будет перечить тебе!
– Кок, ты ещё не понял? Нет больше ни каких ваших традиций! Теперь я в этом мире закон и традиция! Только я буду решать, что правильно, а что неправильно! Вы меня поняли? Вы все меня поняли?
– Да, Мастер, – ответил за всех Кок, и встав на колени приклонил голову, его примеру последовали все остальные.
Я подошёл к телу жреца, и копьём рассёк его грудь, откуда тут же пошёл пар – на улице было прохладно. Я засунул руку в грудную клетку, нащупал там сердце и резким рывком вырвал его из груди, крепко сжав в руке. Я смотрел на противный мне кусок плоти, и чувствовал, как под давлением пальцев, сердце становится всё твёрже и меньше, пока оно не превратилось в крупный, примерно с голубиное яйцо, кристалл. Чёрный, прозрачный кристалл, с золотыми проблесками внутри… Я внимательно посмотрел на камень и увидел: «Кристалл чистейшей воды. Лесть раба» позволяет разоблачить лесть, предугадать помыслы. Я залез в сумку, и достал оттуда корону. Кристалл удобно лёг в один из зубьев, и оплыл золотом. Теперь остался только один пустой слот. Я взглянул на корону:
«Незавершённая корона молодого бога Тора. Символ его власти и могущества. Трепещите неверные!»
Будучи одетой на голову Тора, заставляет всех разумных планеты испытывать благоговейный ужас и желания подчиняться.
Улучшает взаимодействие со всеми формами жизни.
Инкрустированные камни:
«Камень души Маатхи» позволяет мгновенно пополнить запас энергии в случае её критического падения.
«Кристалл чистейшей воды. Благодарность Маатхи», позволяет воспользоваться силой Маатхи в критической ситуации.
«Кристалл чистейшей воды. Благодарность Маатхи за приношение» позволяет видеть сокрытое, различать истину.
«Кристалл чистейшей воды. Лесть раба» позволяет разоблачить лесть, предугадать помыслы»
«»
Возможно пополнение только камнями божественного уровня
Непередаваемая, невозможно потерять.
Я ещё раз посмотрел на корону, и одел её на голову. Больше я не буду снимать её с головы. Не хочу снова попасть в сети льстецов.
– Про, объясни мне, что это сейчас было?
– Конкретизируйте вопрос.
– Почему Гаврила решил убить Урсулу?
– Тор, вам должно быть виднее. Это же ваше альтер-эго. Подумайте сами – ваши страхи, то есть Маатхи, разорвали ваше альтер-эго, всё, что было плохого – зависть, злоба, подхалимаж, желание услужить, ревность, порочные желания. Не так ли? Ведь ни чего такого в вас не было, и Гаврила воплотил в себе весь ваш негатив. Вы уничтожили свои страхи, но по доброте вернули жизнь разумному, но вы не знали его истинную суть. Теперь вам придётся бороть в себе эти проявления, так как накопитель негатива вы только что уничтожили.
– Ты хочешь сказать, что Гаврила хотел убить Урсулу из ревности? Но он же сам