– Я просто…
– Молчи, – говорит он и целует меня так, что у меня подкашиваются ноги. – Всё, довольно. Мы сейчас же возвращаемся домой.
В машине, уютно откинувшись в кресле, я закрываю глаза. Запах кожи салона, тепло его руки на моём колене, всё это до боли знакомо и так бесконечно дорого, что мысли тут же уносят меня в тот момент, когда это вновь стало возможным для нас.
Когда мы вернулись из Майнца, Максим сразу привёз нас в свой загородный дом, заявив, что больше не позволит нам жить отдельно. Помню, как несколько дней ходила за Ликой по пятам, подбирая слова, чтобы объяснить, почему наша жизнь так кардинально изменилась.
Как сказать пятилетней дочке, что дядя Максим на самом деле её папа? Я репетировала речи, советовалась с тётей Мариной, плакала в подушку от страха всё испортить. А она… она сама всё расставила по своим местам.
Мы сидели втроём и смотрели очередной мультик про пони. Лика уже практически заснула у него на коленях, а потом вдруг села и пристально посмотрела на меня.
– Мам, – тихо сказала она. – А дядя Максим… он ведь мой папа?
Воздух перестал поступать в мои лёгкие. Максим замер, и его рука на моём плече сжалась.
– Ты же говорила, что папа далеко, но он нас любит, – продолжала Лика, словно рассуждая сама с собой. – И дядя Максим нас очень любит. Он же вернулся к нам, правда?
Я не смогла сдержать слёз. Они текли по моим щекам, но я смеялась, сжимая её маленькую ладошку и глядя в его глаза, полные такого потрясения и такой любви, что всё, что я знала раньше, вдруг обрело новый смысл.
– Да, моя милая, – прошептала я. – Он вернулся к нам. Навсегда.
А через неделю Максим опустился передо мной на одно колено. У него в руках было то самое кольцо, что он подарил мне шесть лет назад.
– Я не предлагаю тебе начать всё сначала, – произнёс он тогда. – Мы не сможем и не должны стирать эти годы, они сделали нас теми, кто мы есть, но я предлагаю тебе снова стать моей женой.
Разумеется, я согласилась, и мы расписались тихо, без пышных мероприятий и торжеств. Это был праздник только для нас троих.
Машина плавно останавливается, и я открываю глаза. Мы дома.
– Приехали, родная, – Максим выходит и протягивает мне руку, его глаза блестят от задора. – Кстати, у меня для тебя небольшой сюрприз.
Дом полон голосов, смеха и умопомрачительных запахов. Из гостиной доносится радостный возглас и навстречу выходит… мама. За ней, неспешной, уверенной походкой, выходит отец. Его лицо больше не обезображено болью, глаза ясные, а в руке он держит не трость, а бокал с соком.
– Врачи сказали, стойкая ремиссия, – обнимая меня, шепчет мама, и её голос дрожит от счастья. – Терапия сделала своё дело. Он здоров, Сонюшка. Здоров!
Я плачу, смеюсь и не могу поверить своим глазам. Бросаюсь к отцу, сжимаю его руки, всматриваюсь в лицо и вижу то, чего не было годами: живой, тёплый свет в его глазах.
– Пап… – голос срывается, – ты и правда…
Он улыбается по‑настоящему, без напряжения, без попытки скрыть боль, и крепко обнимает меня.
– Прости, дочка, – тихо говорит он, и его взгляд с теплотой останавливается на Лике, которая что-то увлечённо рассказывает маме. – Я виноват…
– Нет, это неправда, – я обнимаю его в ответ. – И потом, главное, что ты снова с нами.
– Ты дала мне второй шанс, – он отстраняется, смотрит прямо в глаза. – Спасибо, дочка.
Из кухни, снимая праздничный фартук, выходит тётя Марина, которая с лёгкой руки Максима и уговоров Лики с радостью променяла свою хрущёвку на комнату с видом на сад в нашем загородном доме.
– Ну что, родные, к столу, – командует она, и мы всё, как большая шумная семья, перемещаемся в столовую, где уже накрыт шикарный стол.
Я сижу, с любовью рассматривая каждого присутствующего. Мама и папа, держащиеся за руки, словно молодожёны. Тётя Марина, с гордостью рассказывающая о том, что она сама сшила для Лики форму для школы. Лика, с важным видом объясняющая дедушке, как правильно есть спагетти. И Максим, мой муж, моя опора и моя бесконечная любовь.
Мой взгляд падает на большой портрет над камином, и в груди становится так тесно, что, кажется, я не смогу вдохнуть. Это наша свадебная фотография. Лика стоит между нами, такая счастливая, а мы с Максимом смотрим друг на друга так, словно вокруг никого нет.
Да, это всё досталось нам не самым простым путём. Разорвать все контакты с Евгенией оказалось не так-то просто. Она впилась в Максима, его бизнес и его жизнь, словно клещ, и попытка оторвать её вызвала настоящую бурю. Были угрозы, утечки информации, попытки переманить ключевых клиентов и даже судебные иски.
Но он справился. Максим прошёл через все эти суды и препятствия с той же холодной, неумолимой решимостью, с какой когда-то боролся за Лику. И однажды утром он просто положил передо мной на стол свежий номер делового журнала. На развороте которого была небольшая заметка: «Евгения Петрова покидает пост главы международного департамента «Смирнов Холдинг» и объявляет о переезде за границу».
Он не стал унижать её и просто стёр из нашей реальности. А я в тот день окончательно поняла, что там, где я когда-то видела холодную стену, была абсолютная защита. Я могла расслабиться. Впервые за эти шесть лет я была по-настоящему в безопасности.
Я ловлю взгляд мужа и вижу это тихое, абсолютное, выстраданное счастье. Наша дочь здорова, отец спасён, а тень прошлого окончательно рассеялась. И в этот самый момент, под всплеск всеобщего смеха и звон бокалов, мир вокруг замирает. Острая, знакомая схватка сжимает низ живота, и я вдруг чувствую тепло.
– Кажется, – говорю я, и мой голос звучит удивлённо и счастливо, – начинается.