— Ли? — удивился Трубецкой.
— Е-ли-завета. Придумала, что теперь ее надо звать на китайский манер — Ли. А нам всем и понравилось.
— Очень даже миленько — Ли. Ей подходит, — улыбнулся Арнольд.
— К тому же у меня одна из дочерей тоже Елизавета, так чтоб не путать, — добавил Виктор Федорович.
Девушка наконец подошла к компании с капризным видом ребенка, которого оторвали от игрушки.
— Здравствуйте, господа офицеры!
— Здравствуйте, очаровательная Ли! — промурлыкал Трубецкой тем же в точности тоном, как давеча на пароходе обращался к певице.
— Все-таки не смогли справиться с большевиками? — неожиданно очень по-взрослому спросила генеральская дочка. — А все потому, что государя свергли. Такого хорошего. Керенскому присягали.
Все с раскрытыми ртами замерли от подобной бестактности, простительной разве что лишь юному неразумному существу.
— Лиза!!! — отчаянно воскликнула Донская, пылая гневом.
Генерал и консул почему-то посмотрели на Трубецкого. Он на мгновение растерялся, но тотчас захохотал:
— Браво! Устами младенцев глаголет истина! Младенцев и ангелов. Хотя лично я Керенскому не присягал.
— Ли до сих пор влюблена в покойного Николая Александровича, — извиняющимся тоном заговорил Донской. — Ведь он был восприемник при ее крещении. Ступай, дочка, а то еще чего наговоришь, — отпустил девушку генерал, и та не заставила себя упрашивать остаться. Она радостно убежала, а Донской вздохнул. — Когда государь отрекся от престола, она три ночи напролет плакала.
— А когда его расстреляли, наверное, плакала неделю? — спросил Трубецкой, на что генеральша, не заметив иронии, тоже вздохнула:
— Почти. Почти неделю.
* * *
В тот же вечер на сцене одного из шанхайских ночных клубов снова блистала несравненная певица Лули. Название этого клуба, расположенного вблизи порта, было почти списано с наименования парохода — «Ночная красавица».
Когда в помещение клуба вошел Ронг, Лули пела щемящую и томную песню о том, как соловьиха влюбилась в сокола и, сколько бы ни были прекрасны песни окружающих ее соловьев, она все смотрит и смотрит в небо, ожидая, когда же по нему снова пролетит ее возлюбленный. Лули пела в сопровождении такого же оркестра, как на пароходе, только теперь добавился скрипач. В зале было накурено, за столиками сидели разношерстные компании: британские офицеры, французские торговцы, китайские коммерсанты, менее богатая публика тоже присутствовала. И всех их певице было противно видеть.
Но вдруг вечер озарился радостью — вошел ее долгожданный речной паренек. Он направился к столику на одного человека в углу, присел за этот столик, заказал что-то официанту. Посмотрел на Лули и слегка помахал ей рукой.
В эту их третью ночь певица решилась наконец узнать, кто он такой. Доселе она знала лишь, что его зовут Ронг Мяо и ему двадцать с небольшим.
— Я студент, — сказал он, лежа на спине и отдыхая после любовной бури. — Мы приехали сюда со своим преподавателем на лингвистическую конференцию.
— Значит, ты лингвист? И что же ты изучаешь?
— Лингвистику, — засмеялся Ронг. — Я пока еще только осваиваю азы этой науки, а в будущем решу, чему именно посвящу свои изыскания.
— Зато науку любви ты уже хорошо освоил, — сказала Лули, у которой давно не было такого хорошего любовника. — В каких университетах ты изучал ее?
— Самый лучший университет — жизнь, — хвастливо заявил Тигренок. — Но есть и хорошие книги. Например, «Искусство любви» древнего римского поэта Публия Овидия Назона. Кстати, она у меня с собой. Французский перевод. Ты ведь понимаешь по-французски?
— Да.
— Могу принести тебе.
— И почитаешь мне вслух?
— Если захочешь, почитаю.
— Ты славный малыш.
— Я не малыш, я уже большой, — игриво отозвался Ронг, изображая, как эти слова произнес бы мальчик лет пяти.
— Мы снова сегодня будем спать урывками? — засмеялась Лули.
— Что поделать, придется. Нам так много задали домашних заданий! По науке любви. Их надо выполнить.
— Мне нравится твой острый ум, малыш. Ну что ж, приступим к домашним заданиям?
* * *
Над входом в здание общежития женской гимназии Бовэнь утром 23 июля красовалась вывеска, написанная на длинном куске простой материи: «Всекитайская лингвистическая конференция». Перед зданием важно прогуливались Мин Ли и Го Леан, следя за тем, чтобы все было в порядке.
А тем временем в небольшом общем зале этого женского общежития, поставив стулья кружком, рассаживались участники лингвистической конференции, прибывшие в Шанхай из разных концов Китая. Из Пекина — Чжан Готао и Лю Жэньцзин, по прозвищу Книжный Червь, из Чанша — поэт Мао Цзэдун и Усатый Хэ Шухэн, из Ухани — Дун Биу и Чэнь Таньцю, из Гуанчжоу — Чэнь Гунбо, из Цзинани — Ван Цзиньмэй и Дэн Эньмин, от Шанхая тоже двое представителей — Ли Дачжао и Ли Ханьцзюнь, а один — Чжоу Фохай — приехал из Токио.
Эти двенадцать человек являлись делегатами и имели решающие голоса. Кроме них, приехали участники, имеющие совещательные голоса: Бао Хуэйсэн из Гуанчжоу и два иностранных гостя, представители Коминтерна, — Хендрикус Сневлит, более известный в Китае под псевдонимом Маринг, и Владимир Абрамович Нейман, носивший псевдоним Никольский, при них два переводчика — один, Чжан Тайлэй, переводил Сневлиту на немецкий, другой, молодой журналист Цюй Цюбо, Никольскому — на русский. Из собравшихся тут молодых людей только Ли Дачжао, Хэ Шухэну и Сневлиту-Марингу было за тридцать. Остальные — совсем еще юноши, от девятнадцати до тридцати. Все достали тетрадки и ручки, чтобы записывать происходящее.
В наступившей тишине первым взял слово Мао Цзэдун:
— Итак, нас здесь двенадцать делегатов съезда. По двое от Пекина, Шанхая, Чанша, Уханя, Цзинаня и по одному от Токио и Гуанчжоу. В качестве присутствующих — спецпредставитель от Чэня Дусю — Бао Хуэйсэн, наблюдатель от Коминтерна Сневлит и наблюдатель от Дальневосточного отделения Коминтерна Никольский. Учитывая конспирацию, предлагаю сразу перейти к делу. Наша цель — создание Гунчаньдана — Коммунистической партии Китая!
Го и Мин, прогуливающиеся у входа в здание, имели задание следить за конспирацией. В случае появления подозрительных личностей они должны были немедленно сообщить об этом внутрь, чтобы там принялись обсуждать вопросы лингвистики.
— Наш парижский тигреночек так до сих пор не появился! — сказал Го с усмешкой.
— Опять у своей певички, — ответил Мин.
— Какой еще?
— Певица Лули. Поет то на пароходе «Речная красавица», то