— Люблю ломать строптивых девиц, но ты должна быть более смелой. Разве Белецкий ничему тебя не научил? Знаешь как вставляет тот факт, что я буду трахать именно его бабу? — скалится он.
Я судорожно соображаю, что делать. Замечаю вазу на комоде. Если ударить ею по голове Каримова, это спасет меня?
— Я… Могу я сначала в уборную сходить? Мне… надо.
С силой сжимаю ручки сумочки. Вспоминаю, что у меня ведь есть телефон! Я могу позвонить Захару! Мне просто нужен маленький шанс.
Аслан кивает. Я испытываю облегчение, но…
— Сумочку, Юля, оставь здесь. Для твоего же блага, — с нажимом произносит он и моя последняя надежда рассыпается по полу тысячами осколков.
Я закрываю дверь на защелку. Прислоняюсь спиной к стене и прикрываю глаза. Все никак не могу унять дрожь, хотя на мне до сих пор теплая куртка.
Не отрываясь смотрю на свое отражение в огромном зеркале.
Испуганная, загнанная в ловушку лань.
Глупо было думать, что удастся отделаться разговором. Он меня сюда не для этого притащил.
Стук в дверь. Его голос за ней — нетерпеливый, грубый.
— Ну что, Юля, долго ещё?
Сможет ли он выбить эту дверь?
Я не отвечаю. Молчу. Аслан теряет терпение.
— Не заставляй меня жалеть о том, что я решил дать тебе шанс. А ведь мог посадить в контейнер и уже этой ночью ты отправилась бы в какой-то бордель в Азии. Как далеко вы успели зайти в своем расследовании? Дошли до того момента, где мне принадлежит весь трафик торговли людьми в стране?
Я даже дышать боюсь. Сижу на полу, слушаю, как бешено колотится сердце. Собираю остатки сил и вынуждаю себя подняться. Включаю воду. Руки дрожат, пальцы скользят по холодной кромке раковины. Надеюсь, что шум воды заглушит сердцебиение, но оно становится все громче. Ощущаю, как холод ползет по спине. Паника и отчаяние слишком быстро топят меня на самое дно.
Господи, какая же я дура... Что я вообще себе вообразила? Зачем полезла в это дерьмо с Каримовым? Самой смешно от своей тупости.
Противный писк открывающегося замка заставляет меня мгновенно обернуться. Входит Аслан, бросает ключ-карту на пол, улыбается. Приближается не спеша, словно дразнит.
Оказавшись совсем близко дотрагивается до моей щеки, и от этого прикосновения к горлу подступает тошнота, но я глотаю ее вместе со страхом. Это просто ад какой-то.
— Нравится играть в шпионку, Юля?
Аслан наклоняется ближе, сжимает мой подбородок еще грубее. Пальцы болезненно впиваются в кожу, и я чувствую на своем лице его горячее дыхание. Каждая клетка напрягается от отвращения.
— Будешь сопротивляться и я разорву тебя, поняла? — голос жёсткий, почти рычащий.
— Я... не хотела... — выдавливаю из себя полушепотом, но слова тонут в тяжести мужского взгляда. А он только улыбается, как будто мои оправдания всего лишь пустой звук.
— Не хотела? Да мне плевать, что ты там хотела, — пальцы скользят вниз, застывают на шее. Кажется, что он может задушить меня одним движением.
Надавливает. Закрываю глаза, наверное, еще секунда и сползу вниз. Черт возьми, ноги больше не держат, но Аслан силой вынуждает меня стоять на месте.
— Ну что же ты так, Юля? Расслабься.
Расслабиться? Ты чертов ублюдок, сумасшедший психопат!
Каримов склоняется к моему уху и громко втягивает запах. Так отвратительно, гадко. Жилистые руки уже скользят по моим плечам. Потом стягивает с меня куртку, бросает себе под ноги.
— Аслан, пожалуйста...
— Что «пожалуйста», Юля? — наглые ладони скользнули по блузке. С каким-то садистским наслаждением он медленно начинает расстегивать пуговицы. Сразу видно, что ему весело. — Продолжай, Юля. Давай.
— Отпусти меня. Я ничего не сделала, я и не собиралась.
Аслан, похоже, очень увлечен своей работой, совершенно не обращает внимания на мои жалкие попытки сопротивления. А когда доходит до последней пуговицы, то лишь отвратительно улыбается.
— Отлично. Дальше сама справишься?
С перепугу замотала головой. А он вдруг разразился хохотом и обошел меня сзади. После чего резко толкнул в спину в сторону выхода.
Я спотыкаюсь, но вовремя хватаюсь за стену, чтобы не упасть. Даже не раздумывая бросаюсь к двери. Хватаюсь за ручку, дергаю. Закрыто. Ну и идиотка! Конечно, закрыто.
Срываюсь. Начинаю молотить кулаками по ней. Ещё, ещё! Задыхаюсь, но продолжаю бить, пока не захлёбываюсь в собственных всхлипах. Глухо, тупо… Дверь не поддаётся. Всё бесполезно.
— Ну что, не так весело теперь?
— Выпусти! Слышишь, выпусти меня! — кричу, захлебываясь собственным отчаянием. Плевать, что голос сорван, что руки болят.
Истерика накрывает с головой. Я уже не понимаю, что делаю, кулаки горят, но я продолжаю колотить по этой чертовой двери.
— Ну куда ты собралась, Юля?
Не успела даже вздохнуть, как Каримов сзади нагоняет. Одним толчком вдавливает меня в дверь. Прогибаюсь под чужим весом.
Руки мои перехватывает, так сжимает, что даже пошевелить не могу.
— Ну что, успокоилась? — его голос прямо у уха, обжигает ледяным тоном. И тут его ладони скользят по бокам, ниже, все ниже, а меня передергивает. Боже, как же противно! Он давит сильнее, будто выжимает из меня воздух.
— Пуст… пусти… — прохрипела, срываясь, но он не слушает, словно ловит кайф от моей беспомощности. Зажмуриваюсь, чтоб не видеть. Только бы это прекратилось… Только бы он исчез.
Все происходит слишком быстро. С рывком отрывает меня от пола, прижимает к себе, поднимает на руки. Я бьюсь, дергаюсь, но в такой хватке это так жалко и бессмысленно.
А потом в одно движение швыряет меня на кровать. Удар о матрас сбивает дыхание, и я на секунду замираю, пытаясь собраться с мыслями. Хочу встать, отползти, но он уже нависает надо мной, не давая ни единого шанса на побег.
Прежде чем я успеваю хоть как-то защититься, его пальцы впиваются в воротник блузки. Тянет, ткань рвется с хрустом, обнажая мое плечо.
— Пиздец, как ты меня заводишь, даже не представляешь.
— Ты просто больной ублюдок.
— Поверь, Юля, в своей жизни я слышал оскорбления и похуже.
Каримов наклоняется ближе, и я чувствую, как его губы обжигают кожу, спускаясь по плечу, а потом ниже, к груди. Меня пробивает холодный пот, и паника захлестывает еще сильнее. Собираю остатки сил и начинаю изворачиваться, брыкаюсь, вырываюсь изо всех сил, но его хватка становится только крепче.
— Отвали от меня! — шиплю, задыхаясь от отвращения, но он, похоже, совсем не слышит.