Тимур улыбнулся чуть угрюмо, и Эрик кивнул.
— Так и будет. Мы выстроим всё через прокуратуру.
В этот момент я чувствую, как в моём животе, в старой пустоте, начинает медленно зарождаться что-то похожее на решимость. Я беру себя в руки и поднимаюсь.
— Значит, готовьтесь к встрече, — говорю я. — а я подожду свой комп у себя в комнате.
Эрик наклоняется ко мне, в его взгляде читается благодарность и слабая тревога. Я отвечаю ему жестом, который больше обещает не отступать.
План рисуется не в подробностях, а в намерении: вывести человека к ответственности публично, под присмотром закона. Я не знаю, сможет ли это загладить прошлое. Но знаю одно — теперь мы— один тыл. И пусть это будет начало.
Глава 44
Я поднимаюсь по лестнице и сажусь на краешек своей кровати, но мысли не дают покоя — где они, как все пройдет, что происходит на фабрике сейчас.
Через час после отъезда мужчин в дом привозят рабочий компьютер. И рисунок изделий, на которые надо написать программу, и пустить в производство.
Тимур передал записку с этим всем: «Агата, тебе даю доступ к моделям и исходникам. Ты сейчас — наш человек. Очень на тебя рассчитываем. Пока мы тут разрулим ситуацию с Князевым, пожалуйста постарайся написать программы правильно. Мы должны войти в сезон с этими изделиями, иначе нас ждет большой убыток».
Устанавливаю на столе компьютер. Экран загорается холодным светом, и мир сжимается до нескольких открытых окон: CAD-модели, строка кода, листы спецификаций. В углу — кружка с чаем, уже остывшим, но я не думаю о вкусе.
«Не мешайте», — говорю тихо сестрам Эрика, когда они заглядывают в мою комнату с вопросами.
Изольда и Марика бросают короткие взгляды и удаляются; я слышу, как их шаги уходят по коридору. Мне важно, чтобы они не стали очередным раздражителем. Здесь, в этой комнате, я — не их бывшая невестка, сейчас: я инженер-программист.
Отправляю первую версию на фабрику, сопровождая письмо коротким комментарием: «Провести тестовую прогонку. Отправляйте скриншоты брака — если есть, переделаю». Нажимаю «Отправить» и ощущаю, как будто запускаю шлюз: либо эта программа подтвердит, что я могу быть полезной, либо покажет мои пределы. После берусь за следующее изделие.
Периодически проверяю почту: ни сообщений от Эрика, ни от Тимура.
Активная переписка идет только с машинистом, который ставит программу и вяжет изделие.
Через некоторое время приходит от него ответ: «Начали прогон. Есть проблемы: расслаивание в углу, размер петли не держит».
Сердце сжимается — но это не провал, это первая проба пера. Я скачиваю отчёт, смотрю видео с машин — и вижу, где нить рвётся, где точка натяжения падает. Снова за клавиатуру. Исправляю, шлифую алгоритм, корректирую скорость подачи нити, меняю коэффициент компенсации.
И так далее, пока тестируют одну программу, я пишу вторую, когда тестируют третью, я набираю четверную, или исправляю ту, что с ошибкой.
Два дня, как мужчины ушли.
По телевизору — фоновый шум, за стеной — смех Марики и Изольды, но здесь, за столом у компьютера, — работа. Я прячу в неё все свои страхи за Эрика и Тимура. Они все еще не вышли на связь, чем жутко раздражают.
Я отправляю финальную версию, упаковываю проект и выключаю компьютер. В тишине второй этажа слышится только моё дыхание.
За окнами ночь. Двое суток — это вечность, но я не оставляю надежду, что у мужчин все получится. А я со своей стороны все что могла сделала. Теперь надо дождаться их, и решать то делать дальше.
Утро третьего дня не обещает ничего особенного: пасмурное небо, холодный свет. Выходить на улицу не хочется; стою у окна и смотрю, как охрана сменяет друг друга. Они действуют хладнокровно, по графику. А я? Чем себя занять, чтобы не думать о том, какие ужасы может нарисовать моя фантазия? Нервно сжимаю чашку, что-то надо делать! Я спускаюсь вниз, чтобы позавтракать и хоть немного отвлечься.
Когда заканчиваю варить кашу, входная дверь с грохотом распахивается. Я в шоке бегу к порогу — и вижу её: мою бывшую свекровь — Валентину Аркадьевну. Как всегда — громкая, живая, энергичная. Она осматривает всё вокруг так, будто ищет кого-то. Её взгляд останавливается на мне, и она кричит:
— Так вот ты где! Уж пролезла к нам в дом! Опять! Ну змея, да что же тебе не сидится без нас? Зачем к нам вновь вернулась!
С каждой фразой она приближается ко мне всё быстрее; что-то в её голосе режет, и я инстинктивно поднимаю руки, встречая её агрессию. Она заливается возмущением:
— Ах ты дрянь, ещё и сопротивляться будешь! — и замахивается вновь, чтобы влепить мне пощечину.
Я перехватываю руку. Её удивление читается на лице: она ожидала, что я стоять молча от страха, и принимать удары, а я уже не та, кто прогибается. Она замахивается другой рукой — я снова перехватываю.
— Та Агата, которая позволяла над собой издеваться и бить её, — говорю я, — умерла. А теперь я могу и обратно дать сдачу!
Валентина Аркадьевна смотрит на меня в шоке, она не ожидала от меня получить отпор, а тем более угрозу.
— Мама, — кричат девочки, отвлекая нас друг от друга. Они на краю лестницы стоят в ночнушках, глаза широко раскрыты.
— Ты с ума сошла, что творишь? — орет Изольда, и рвётся вниз, хватает мать за пояс и оттягивает её от меня.
Но, Валентина Аркадьевна не сдается:
— Эта дрянь что-то наплела моему сыну, — шипит свекровь, — он все мои карточки заблокировал! Эти два дня я сидела в какой-то съёмной квартире — ни выйти, ни зайти! Охрана никуда не пускала. Да и не могла я ничего заказать — карты все заблокированы, — она делает драматичный жест, — а я гадала, почему. Оказывается, снова ты влезла, между нами, дрянь!
Мать пытается вырываться и вновь ринуться ко мне. Но Марика, предугадав ее намерение делает шаг вперед, становится между мной и ней, как защитный щит:
— Мам, перестань. Что на тебя нашло? Ты совсем с ума сошла! Кидаться с кулаками на Агату!
Свекровь, будто только сейчас осознав, что дочери против неё, взрывается:
— А вы это чего — против меня решили пойти? — её голос рвётся, в нём раздражение и требование послушания. — Мне уже ваши протесты надоели! Вы уже