Берусь за ручку, дергаю дверь на себя и вдруг понимаю — не поддается. Как такое возможно? Дверь без замка внутри, открывается наружу, все же продумано.
Я должен прийти в ярость, но вместо этого запрокидываю голову и смеюсь. Вот ведь маленькая колючка! Придумала, как запереться.
Минное поле, а не девушка. Я с ней, как сапер. Один неверный шаг — и разнесет в клочья.
Снова дергаю дверь на себя, уже сильнее. Та неохотно поддается, совсем лишь немного, открываясь на небольшую щель. Только пальцы и пролезут.
— Поиграли и хватит, Анастасия. Открывай, не зли меня, — говорю в эту щель.
В комнате тишина. На секунду сердце пронзает холод — сбежала?! Но потом слышу ее дыхание. Нет, она там. Затаилась.
Все, с меня довольно. Просовываю пальцы в щель и в очередной рывок вкладываю максимум силы. Слышится треск, что-то рвется, и дверь резко открывается.
С другой стороны двери на ручке болтается ремень. Похоже, она взяла его из шкафа, привязала к ручке, а потом к двери того же шкафа. Получился этакий рычаг. Надо же, затейница какая.
Сама Настя вжимается в стену напротив. Не ожидала, что я так быстро уничтожу ее запор. Она делает попытку добраться до ванной, чтобы запереться там, но я перехватываю.
— Раз ты такая изобретательница, — шепчу ей в волосы, — может, придумаешь, чем нам заняться этим вечером?
Она вздрагивает всем телом. Напряженная, как тетива. Но я уже не могу остановиться. Заполучив ее в объятия, теряю контроль. Черт, как же хочется снова ощутить ее вкус!
Удерживая ее за подбородок, целую. Всего одно прикосновение, и рвет крышу. А ведь я не любитель целоваться. Для ртов своих любовниц всегда находил более подходящее занятие, а тут наслаждаюсь каждой секундой.
У ее губ вкус карамели. Сладкий, но не приторный. Они упругие и гладкие, сводят с ума. Я будто Кощей, а она — мое злато, над которым я чахну.
Но вот она приходит в себя, упирается ладонями мне в грудь и пытается оттолкнуть. Силенок, конечно, не хватает. Но этого ее очередное «нет» вдруг дико злит.
Чего ей надо? Могла бы уже веревки из меня вить, если бы была поумнее. Но нет, упирается, как ослица.
Обрывая поцелуй, толкую ее на кровать. Она падает навзничь. Тут же порывисто встает и оказывается на коленях на кровати. Отличная поза, мне нравится.
Хватаю ее за подбородок, заставляю запрокинуть голову и нависаю сверху. Какие же у нее глаза… большие, влажные. Второй рукой берусь за ремень своих брюк. Ее глаза расширяются, в них плещется ужас. Доходит, что я задумал.
— Я еще никогда… — выдыхает.
— Все когда-то случается впервые, — пожимаю плечами, расстегивая ремень.
Меня колотит, так сильно я хочу испробовать ее рот. Вот только… слеза на ее щеке. Она не рыдает, не всхлипывает. Всего одна слезинка скатывается по коже. Я слежу за ней взглядом, и пальцы на ремне замирают.
Так вообще бывает — чтобы одна слеза потушила целый пожар? Огонь страсти превращается в угли. Я хочу ее, но боюсь сломать. И что мне с этим, черт побери, делать?
Отпускаю подбородок Насти, отступаю на шаг к двери. Проиграл… какой-то девчонке… С каких пор я пугаюсь женских слез? Да она даже не плакала толком!
— Завтра вечером придут мои друзья, — говорю глухо. — Споешь для них.
— Соловьи в неволе не поют, — бормочет она.
— А ты споешь, — повторяю с нажимом.
— И ты отпустишь? — спрашивает с надеждой.
— Возможно, — конечно, я вру. Черта с два я позволю ей уйти.
Кажется, она это понимает, ее плечи опускаются.
Уходя, я запираю дверь снаружи. Соловей, значит. Что ж, моя пташка, я прослежу, чтобы ты не упорхнула из клетки.
Ася
Баррикадировать дверь, когда это, казалось бы, невозможно, меня научили в интернате. Я воспользовалась подручными средствами и соорудила что-то вроде рычага, удерживающего дверь от открывания.
Обидно, но все мои усилия были напрасны. Раиль все равно ворвался в спальню, а потом… Об этом я предпочитаю не думать. Он ушел и можно выдохнуть. По крайней мере, пока.
Я нервно чешусь. Это все интернатовский сарафан. Синтетическая ткань не дышит и царапает кожу. К тому же я не меняла его уже несколько дней, как и белье, кстати. В комоде лежит новое, моего размера, но я не хочу ничего брать от него.
Иду в ванную, стираю белье в раковине, а потом сушу феном. Жаль, с сарафаном так не получится. Его я тоже стираю руками, но сохнуть ему долго.
Когда заканчиваю, за окном уже темно. Бегом добираюсь до кровати и прячусь под одеялом. Дрожу. Но не от холода, а от осознания, что Раиль в любой момент может вернуться.
Он хочет, чтобы я пела его друзьям. Размечтался! Отлично он придумал: ночью он развлекается со мной, а днем я развлекаю его гостей. Прямо безотходное производство какое-то. Да я рта не раскрою!
На этой мысли засыпаю. Измученное сознание просто отключается от жуткой действительности.
Просыпаюсь, как от толчка. Сразу резко сажусь, оглядываюсь. Никого. Если так дальше пойдет, стану параноиком.
За окном светло. Я проспала всю ночь, никто не приходил, аж не верится. Но на этом хорошие новости заканчиваются.
Пока я спала, сохнувший в ванной сарафан исчез. Подозреваю, его забрала надзирательница и выкинула, чтобы у меня не было другого варианта, как надеть выбранное ею платье.
Я смотрю на него с ненавистью. Наряд, конечно, ни в чем не виноват, но сам факт очередного давления на меня дико бесит. Можно плюнуть и остаться в нижнем белье, но вдруг придет Раиль? Это как перед голодным зверем трясти мясной вырезкой. Не сложно угадать последствия.
Нет уж, лучше платье. Будем считать у нас с надзирательницей один: один.
Молочного цвета ткань приятно льнет к телу, охлаждая кожу. Я никогда не носила таких дорогих вещей. Не буду отрицать, мне нравится, как платье сидит, подчеркивая фигуру. Когда-нибудь у меня обязательно будет много дорогих нарядов. Но я их куплю себе сама!
До обеда меня никто не трогает. Еду приносит надзирательница и хмыкает при виде меня в платье, но ничего не говорит. Уходя, сообщает:
— В три часа придут гости, будь готова.
Я только плечом дергаю. Не хватает еще с ней спорить. Нет, на нее я свои силы тратить не буду, приберегу их для Раиля. Наверняка он сам придет за мной.
Я как в воду глядела. Действительно приходит, за полчаса