За столиком протягиваю малышке меню. Пытаюсь выбрать что-то и для себя, но ничего не выходит — кусок в горло не лезет. Устало прикрываю глаза, пока малышка весело болтает ногами, разглядывая яркие картинки.
— Мам, я хочу мороженое.
— Давай сначала возьмём вафлю с сыром? Ты же любишь, правда?
Зайчонок на миг замирает. Глазки снова бегают по меню. Я жду очередного протеста в пользу десерта, но ничего не происходит. Дочка просто кивает. Ну ничего себе, обошлось без жертв.
Быстро делаю заказ, а себе беру только кофе. Знаю, что он здесь горький и отвратительный, но ничего, — как раз внутри ощущение такие же.
Малышка быстро справилась с основным блюдом, но на мороженое сил не хватило. Досталось мне.
Вяло вожу ложкой по шарикам в десертнице, но попробовать не решаюсь, совсем не хочется.
Через час я немного успокаиваюсь, если так можно сказать. Руки всё ещё дрожат, конечно, но становится значительно легче, ощутимо легче.
Закончив с обедом смотрю на табло — рейс вроде без задержек. Тащу чемодан за собой к стойке регистрации. Диана рядом.
В очереди передо мной человек пять.
Впереди девушка долго что-то объясняет сотруднику, и я начинаю потихоньку седеть от напряжения.
Вот и моя очередь. Подхожу к стойке, улыбаюсь, хотя внутри кошки скребуться.
Сотрудник просит документы, подаю дрожащей рукой. Он что-то проверяет в компьютере, а я стою, затаив дыхание. Каждый раз так после помощи Гордеева с новым именем.
В голове проносится мысль:
Вдруг что-то не так? Вдруг мои документы поддельные и меня раскроют?
Но нет, багаж принимают. Чемодан уезжает по ленте, и я чувствую, как будто огромный камень упал с души.
Молоденький парень возвращает документы с лёгкой улыбкой. Проходим дальше. Сердце стучит, ладони слегка вспотели.
— Мам, я хочу в туалет.
— Конечно, малыш.
Без огромного чемодана передвигаться становится гораздо легче. Мы следуем за указателями и быстро находим нужное место.
Мысленно я уже составила план действий, и, возможно, впервые за весь этот чертов день могу вдохнуть полной грудью. Да, план, конечно, не идеален, но я столько лет делала всё, чтобы сохранить наш хрупкий мир, нашу маленькую семью, что сдаваться не собираюсь.
Тем более всё так хорошо получается, но настойчивый внутренний голос противно шепчет, что это ещё не конец.
Я правда не до конца не понимаю, что буду делать дальше с Билецким, и, если честно, не хочу, но знаю, что теперь он не отстанет.
Черт, ну почему? Почему ему всегда мало? Мы оба причинили друг другу столько боли, наполнили себя ею до краёв.
Я катком прошлась по его мечте и идеальной жизни, он годами разносил вдребезги мою. Так почему же не остановиться? Забыть и отпустить?
Я ему не нужна, и он мне тоже.
А дочка ему тоже не нужна, Юля? Это ты так решила? Из-за своей проклятой гордости, или испугалась? Стоило оно того, Юля?
Да, стоило. Захар был бы таким же ужасным отцом, как и мужем.
Говорят же, от нелюбимых женщин любимых детей не бывает. Мужчина может легко принять чужого ребенка, дать свою фамилию, статус, когда всем сердцем любит его мать. А если нет, то даже если ребенок ему родной по крови, это ничего не значит.
А я не хотела, чтобы моя дочь мучилась. Годами искала в себе причины, думала, а что с ней не так? Почему любимый папа так равнодушен, почему ранит холодностью и горькими словами. Лучше уж вообще не иметь отца, чем такого.
Ощущая теплое прикосновение маленькой ручки, выползаю из транса и моргаю несколько раз. Всё правильно, именно так и должно быть. Он нам не нужен. Пусть катится в свой мир больших денег и лицемерных связей.
Как положено помыв руки, мы направляемся к выходу. Переступив порог, я сразу оказываюсь в кольце из сотрудников аэропорта. Рядом с ними овчарка.
Уверенность мгновенно спадает с лица, разлетаясь вдребезги. Ничего не понимаю.
— Что происходит?
— Можно вашу сумочку? — на меня смотрят как на преступницу.
— Зачем? — Я сжимаю ручку Дианы крепче.
Я всё ещё ничего не понимаю. Моя нервная система и так на пределе, а теперь ещё и это.
— Обычная проверка.
Обычная проверка? В это трудно поверить, когда сердце так бешено колотится в груди. Мир вокруг будто сужается, и я уже не слышу шума аэропорта, только оглушающий стук крови в ушах.
— Это действительно необходимо? — почти шепчу, надеясь, что всё это какое-то недоразумение.
— Да, мэм, пожалуйста.
Я передаю сумку и замираю в ожидании. Нервно сглатываю, не в силах оторвать взгляд. Парень тянет молнию и начинает осмотр. Передает дальше.
Почему так долго?
Сердце сжимается от нехорошего предчувствия.
Когда один из сотрудников извлекает из сумки небольшой сверток, резко напрягаюсь. Кажется, что дыхание вот-вот оборвется.
Смотрю на пластиковый пакет, туго перемотанный скотчем. Внутри белый порошок.
Мозг отказывается верить в происходящее.
— Мэм, вы знаете, что это?
Я киваю, но тут же одергиваю себя. Нет, не знаю! Не знаю, как это оказалось в моей сумке!
— Это не мое, — наконец-то, удается выдавить из себя. — Кто-то подбросил... Это ошибка… Я не знаю, как это туда попало, клянусь!
Диана сжимает мою руку, её маленькие пальчики трясутся. Стараюсь взять себя в руки, чтобы не напугать еще сильнее.
— Пройдемте с нами, — спокойно, но безжалостно звучит приказ.
Глава 24
Мы останавливаемся перед неприметной дверью, на которой нет никаких табличек с надписями. Один из сотрудников достаёт ключ-карту и открывает. Меня мягко, но настойчиво, толкают вперёд.
Комната небольшая, серая, с одним окном, закрытым жалюзи. В углу стоит стол, на нём несколько папок с бумагами и пластиковый стаканчик с водой. В центре сидит мужчина в кожаном кресле.
На вид ему около сорока лет, может, чуть больше. Темные волосы аккуратно уложены, ни одна прядь не выбивается. Одет в тёмно-синий костюм, идеально сидящий на подтянутой фигуре.
Руки сложены на столе. Лицо не выражает ничего — только холодная, спокойная строгость. Я уже видела такие лица у людей, которые готовы сделать всё, чтобы достичь своей цели.
Уверена, ему не нужны мои объяснения, он не будет слушать оправданий. Всё это уже не имеет значения.
Остальные молча выходят из комнаты, оставляя нас наедине.
Я сажусь, Диана устраивается у меня на коленях. Сердце колотится так, что, кажется, сейчас прорвет грудную клетку. Все слова, которые я заранее подготовила куда-то испаряются.
Делаю рваный вдох-выдох, стараюсь погасить панику. Затем достаю наушники из кармана и вставляю в маленькие ушки. Быстро нахожу любимый мультик дочери. Малышка не сопротивляется, чему я очень рада. Уверена, она всё понимает, всё чувствует.
— Добрый день, Юлия Романовна. Хотя не уверен, что для вас он действительно добрый. Угадал? — голос у него низкий, хриплый. Вибрацией проносится через все мои органы.
— Могу поинтересоваться, кто вы?
Губы начинают дрожать ещё сильнее. Легкие отказываются втягивать воздух, потому что ответ мне не нужен. Я и так знаю, что в кресле напротив — очередная пешка моего злобного бывшего мужа. Они знали, что я попытаюсь сбежать. Они подготовились.
Мужчина натянуто улыбается. Мерзко, противно. Смотрит так, будто простреливает насквозь. Кажется, в эту секунду он чертовски доволен собой.
— Считайте, я тот, кто может вытащить вас из весьма неприятной ситуации. Ваша? — кивает в сторону дочери.
Моя бедная маленькая девочка сжалась, как напуганный котёнок. Её ручки дрожат так сильно, что мне физически становится больно. Чёрт, ненавижу! Я их всех ненавижу.
Вопрос нагло игнорирую.
— И что дальше? Почему я должна вас слушать? Я ведь ни в чём не виновата. Уверена, полиция разберётся и меня отпустят.
— А как насчёт документов? Гордеев постарался, не спорю, шикарно отработал, но вы же понимаете, что это не панацея? Доказать липу — раз плюнуть. Вы правда верите, что, когда вскроется правда, кто-то станет вас слушать? — хладнокровно бьет в болевую точку, обнажая страхи, разъедающие мой мозг последние годы. — Ещё раз спрашиваю: ваша?