11
Настойчивые телефонные звонки сознательно игнорирую. Знаю, что это звонит Гаранин. Знаю, что сейчас поставила и себя и его в дурацкое положение. Документы, которые он должен был у меня забрать, теперь в мусорке. А он не может без них уехать. Но говорить сейчас я с ним совершенно не готова. Да и просто скинуть файл с электронным отчетом не получится. Нужны подписи.
Свободное такси, слава богу, есть на стоянке. Торопливо сажусь в машину и называю адрес. Мне нужно время, передышка, пауза. Я не смогу с ним сейчас говорить, не смогу нормально, без слез. Воспоминания душат. Теперь они поднялись из пучины забытия и нависают огромной волной, а я рискую утонуть в них безвозвратно. Поэтому цепляюсь за мелочи, за простые вещи, которые могут отвлечь хоть на крохотную долю секунды. Вот ручка у дверцы с красивым металлическим блеском. Вот синий фонарь на повороте. Вот река, темная и холодная, широкой черной лентой вьется под огромным мостом, словно змея.
Слезы душат, и всю дорогу я гипнотизирую табло навигатора. Почему же так медленно…
В квартиру врываюсь так, словно за мной гонятся монстры. А они и гонятся, монстры прошлого. Скидываю плащ, обувь и всю одежду практически у порога и сразу в душ. Горячая вода не намного, но дает облегчение. Безжалостно скоблю себя мочалкой. Пытаюсь смыть свой грех, но тщетно. Он уже внутри, разъедает сердце и душу. И я скулю, кричу от боли, готова лезть на стену, все что угодно, лишь бы это все хоть немного перестало меня так мучить. Но это мой личный костер прямиком из ада. Причем, я сама на него пошла. Добровольно.
Влад. Разве он заслуживает такого отношения? Да, у нас в последнее время не все так гладко, но разве в семье бывает все всегда идеально? Нет и еще раз нет. Семья это каждодневный труд, и любовь делает этот труд посильным. Он хочет ребенка и я наверное тоже. Муж считает, что так я смогу навсегда перечеркнуть прошлое. Я не стремлюсь спорить. Перечеркнуть прошлое навсегда невозможно. Разводы, расставания — это одно. Но память о потерянном ребенке — она на коже, в сердце, выжженным клеймом на каждом органе. Забыть о дочери я не смогу никогда, хотя и воспоминания эти ранят мучительно больно. И любовь к малышу по всем канонам должна сделать эту боль терпимой, завуалировать ее и постепенно стереть. Возможно, я бы не пошла на этот шаг, если бы муж так рьяно не желал моей беременности. Это его мечта — чтобы я родила ему ребёнка. Не важно, сына или дочь. Он хочет этого больше всего на свете.
Наша семья. Теперь в свете моей измены, имеет ли она прежнюю ценность? Смогу ли я носить в себе груз этого предательства? Или я должна рассказать ему обо все честно. Заслуживает ли он этой горькой правды или лучше сладкая ложь? В любом случае наши отношения уже не будут такими, как прежде. Он не простит измены. И я ее себе не прощу. Даже если промолчу.
И смогу ли я промолчать?
Представляю, как расскажу об измене мужу. Как потемнеют его глаза от боли. Что он скажет, что сделает? Ударит? Промолчит?
Самый страшный судья это наша совесть. Ее ни удушить, ни убить. Она все равно поднимет свою голову и в самый неподходящий момент напомнит о той грязи, что спрятана внутри.
Снова и снова тру кожу мочалкой, смываю, тру…
Из этого зацикленного состояния меня выводит звонок телефона. По особой мелодии знаю, что звонит начальник. Наспех смываю мыло, заворачиваюсь в полотенце и иду искать телефон.
— Катюня, беда!
— Что случилось? — спрашиваю хриплым от слез голосом.
— Гаранин, черт бы его побрал, тот мужик, кому ты документы отвезла. Он, сволочь, умудрился кофе на них пролить.
Усмехаюсь.
— Точно сволочь.
— И не говори. Он сказал, что приедет прямиком в офис. Я уже всех обзвонил, все подпишут без очереди. Ты только распечатай и проконтролируй, пожалуйста. Ты сама-то когда там будешь?
— Минут через сорок. Пришлось вернуться домой срочно. Сейчас переоденусь и выйду.
— Катечка Александровна, ты уж давай, не подведи, пожалуйста. На тебя вся надежда.
Судорожно вздыхаю. Хочется зареветь в голос, но я только сиплю:
— Будет сделано.
Козел. Сволочь. Эгоист чертов! Он специально все. Не верю, что он ждал кого-то другого. Знал, что в аэропорт поеду именно я. Какой, к черту, из Гаранина курьер? Знал, определенно знал. По крайней мере, предполагал. Раз следил, значит подстроил эту встречу, не иначе!
Хочется расцарапать ему лицо, стереть это его победоносное самоуверенное выражение с наглой физиономии.
Как так! Как я могла попасться на его уловки? Почему пошла за ним, как безропотная овца!
И снова на меня волной накатывают воспоминания. Жаркие, сладкие, томные. Душат меня, обдирают колючей проволокой изнутри.
Из последних сил привожу себя в порядок. Макияж, строгий костюм с воротником под самое горло, тугой узел на затылке. Старательно причиняю себе боль, чтобы удержаться на грани. Все тело колотит нервная дрожь, стоит только представить, что меня с ним ждет еще одна встреча.
Снова заказываю такси. Проверяю в сумочке флешку, телефон, кошелек. Цепляюсь за мелкие суетливые дела, лишь бы не думать. Не думать, не думать о нем!
Но у меня ничего не выходит. Почему-то этот мужчина до сих пор для меня слишком важен…
12
Практически бегу по коридору, чеканя каждый шаг. Как же мне хочется все это быстрее завершить. А потом отпрошусь, скажу, что заболела. Хоть бы день никого не видеть, отлежаться. Уйти от чужих любопытных взглядов. Так было всегда, не умею я держать лицо. По мне сразу видно, если что-то случилось. А у меня случилось. Секс с бывшим в гостинице аэропорта. Спонтанный, незапланированный и нежеланный.
Распахиваю дверь в наш отдел. Справа закрытый кабинет начальника, слева широкий зал с выставленными в шахматном порядке столами, слава богу пустыми, ибо обе мои сотрудницы отсутствуют.
За одним из столов уже сидит Гаранин, в пальто, нога на ногу. Напряженный, но от этого еще более притягательный. И секретарша директора Светочка изгибается как лань рядом, активно демонстрируя свои крутые бедра, обтянутые коротенькой юбкой. Ловлю себя на жестоком, практически бесчеловечном желании убить их обоих.
Его за то что снова появился в моей жизни и за полдня успел вытрясти всю душу. А это за…
Осознание за что я взъелась на Светочку вообще вышибло весь дух. Нет, нет все в прошлом! Но только он уже не мой.
Гаранин встает и, игнорируя позывы секретарши, направляется ко мне. У меня, наверное, написано на лице, что я хочу испариться. Поэтому Егор вмиг преодолевает расстояние между нами и берет меня под руку.
— Екатерина Александровна, — пожирает меня глазами, — вы уж извините, что так получилось!
Я пытаюсь как-то не слишком резко и вежливо освободиться, но куда уж там. Он явно не собирается меня отпускать, и его близость бьет по оголенным нервам, заставляя задыхаться. Нервно облизываю губы и замечаю, как от этого темнеет его взгляд.
— Ничего страшного. Сейчас распечатаем. А Светочка вам поможет все подписать.
Светочка расцветает и тут же, призывно улыбаясь, щебечет:
— Конечно, конечно. Василий Борисович сказал, что сразу к нему, я потому и жду.
Мысленно фыркаю. Почему она ждет здесь, а не в приемной, даже ежу понятно. Но внешне не даю ни единого повода усомниться в моем безразличии.
Слегка прикасаюсь к руке Гаранина:
— Отпустите, пожалуйста, я сейчас распечатаю документы и вы их сразу же заберете. У вас, наверное, скоро самолет.
Егор кивает, смотрит на наши руки, отпускает и отступает ровно на полшага, не больше. Протискиваюсь в узкий проход и иду к своему столу.
Все приготовления, загрузка компьютера — все это происходит в тягостном гнетущем молчании. Кажется, что воздух в кабинете уже можно резать ножом. Но это чувствую только я, и никак не Светочка. Она крутит локон указательным пальчиком и кусает пухлые изрядно перекаченные губы. Но от этого больше нервничаю я, и никак не Гаранин. Когда последний напечатанный лист проверен и увесистый отчет заверен моей подписью, я протягиваю его секретарше.