– Ты так зациклена на свадьбе, – сладенько протянула Марка, – интересно, почему твой любящий отец не нашел, куда тебя пристроить.
– Меня пристроили в академию, как и тебя, – пожала плечами я, – возможно, для папеньки что-то значит слово «образование».
Марка хотела было что-то сказать, но только открыла рот и тут же закрыла.
Кажется, до ее изящных извилин наконец дошло, что она в заведомо проигрышном положении, и этот раунд за мной.
В следующий раз она будет действовать тоньше, но в этот я заслужила приз.
– Мы в одной лодке, Маркарет, – вкрадчиво сказала я, – давай не будем ее лишний раз раскачивать!
– Елания, хватит делать из меня какого-то монстра. Я не распускала слухов, они сами… если бы они стали чуть осторожнее, я уверена, слухи бы сразу прекратились – хотя я совершенно ничего об этом и не знаю.
– И когда, по-твоему, тетенька встречается с ее юным и прекрасным любовником?
– Каждый девятый день в беседке, которая в кустах сирени, – ответила Марка не задумываясь. – За гуманитарным зданием.
– А сейчас какой?
– Восьмой.
– Вечер или утро?
– После обеда.
– Уверяю тебя, они станут осторожнее.
– Тогда и слухи прекратятся.
Я встала.
– Я пришлю тебе приглашение. Не знаю, захочешь ли ты съездить в мою дыру, но это отличное занятие, лучше, чем сидеть дома все каникулы… Если, конечно, ты поедешь домой на каникулах.
– Я не приму.
– Не принимай. Я пришлю тебе его из вежливости.
Зря я не удержалась. После такого – может и принять. Из вредности. Надо было уверять ее, как я хочу ее там увидеть.
Впрочем, если бы я все-таки смогла ее подкупить, смогла бы купить себе немножко покоя. Было бы замечательно.
Жаль, что совсем прекратить эту войну не получится. Слишком уж мы друг другу завидуем.
Онни поджала губы.
Иногда проскальзывали в ней черты моей тетеньки – или это общие черты для всех старых учительниц и преподавательниц?
Вот сейчас она поджала губы, глядя на стопку исчерканных контрольных. Лицо ее все как-то заострилось, стало строже. Кажется, даже подбородок появился.
Я попалась под горячую руку – она сегодня весь день такая, я ее утром на математике видела, – но… как-то это не слишком обнадеживало.
– Эля, мне пришлось их перепроверять, – сказала она раздраженно, – что с-с тобой тво-ритс-ся?
А что такого? Ну не успела я их на рисовании проверить, как обычно делала… ей за это, вообще-то, жалованье платят!
– Простите, тайе Онни.
Она вздохнула.
– Мне кажется, тебе больше не интересно у меня учиться.
– Почему не интересно? – встревожилась я. – Очень даже интересно!
И даже не кривила душой: мне нравились уроки Онни. И так как на них пока совершенно не приходилось колдовать, это было почти единственное место, где я не чувствовала себя бездарностью, способной худо-бедно осилить только чтение учебника.
Сама Онни мне не очень нравилась как личность, но преподавателей не выбирают – у них берут то, что они дают. А Онни давала много.
Онни смотрела на меня не моргая, минут пять. Потом вдруг сказала:
– Ладно, поверю. Но тебе стоит предупреждать, если ты по каким-то причинам не можешь справиться с моим заданием… или поручением. А не сдавать сделанное наспех и абы как. Так ты не помогаешь – просто у меня появляется в два раза больше работы, чем было.
Она скрестила на груди пухленькие ручки.
Я кивнула.
Она ждала, чуть наклонив голову к плечу. Не знаю даже, откуда ко мне в голову пришла мысль, что она вслушивается в суматошный стук моего сердца.
Я сказала, потому что именно этого она от меня и ждала:
– Завтра не могу. Извините.
Я должна была узнать, что творится с тетенькой! И не могла ждать еще десять дней до следующей встречи. Пусть Онни и рассердится, но не съест же она меня.
– Вот как? – переспросила Онни. – Как жаль, как жаль. А ведь как раз завтра хотела начать преподавать тебе основы взаимодействия с проклятиями. Я как раз дала тебе необходимую базу…
Я без труда поняла, к чему она клонит, но уточнила на всякий случай:
– То есть мне завтра нужно быть обязательно?
Онни села за стол, подперла голову рукой.
– Или у меня пропадет вс-сякое нас-строе-ние, – грустно сказала она, – и придется подождать мес-сячишко-другой. Но вы же не с-спе-шите? Тебе же нравится рас-сплачиваться магией с не с-самой лучш-шей прачкой?
Дело было не в магии.
Я привыкла к тому, что у меня ее нет.
У меня почти никогда не было магии. А каждый раз, когда вдруг появлялась, это никогда не приводило ни к чему хорошему.
Банка с медными монетками, которой Бонни разбила окно, могла бы помочь – я чувствовала, что этот подарок от лесного дедушки как-то связан с бабушкой, а значит, должен помочь. Я ведь все-таки собрала стекло тогда.
Она стояла у меня на столе и так и манила с ней разобраться. Так и манила. Банка бы шептала мне на ухо всякие соблазнительные словечки, будь у нее губы, клянусь.
Только вот чем за это придется расплачиваться? Как она вообще действует?
Я боялась того дня, когда магия у меня появится. Для меня Щиц был удачным приобретением: у меня было ровно столько магии, чтобы меня не могли выгнать из академии, и ее не хватало на что-нибудь серьезное.
И даже мой вечный позор на всяких магических предметах меня беспокоил меньше, чем мое умение убить и без того дохлую ворону парой зернышек собственноручно приготовленного риса.
Нет, мне как раз очень удобно было иметь в фамильярах прачку, которая еще и забирает у меня ненужную магию.
Но…
Щиц стал мне другом, и я видела, как неудобно ему, и это перечеркивало все плюсы.
Но объяснять это Онни? Увольте. Пусть думает обо мне в меру своей испорченности.
– Я спешу. Но мне нужно завтра…
– Значит, тебе не нужно рассколдовывать Щица, – кивнула Онни.
На зеленой столешнице – отделка под малахит, дешевый шик, папенькин знакомый делает в Тамане, мы как-то раз ездили к нему горы посмотреть, водички попить, пару контрактиков подписать, – среди бумаг стояла тяжелая литая чернильница. Вдруг захотелось взять ее и опустить на голову Онни с размаху.
Я испугалась вдруг.
Не за себя.
Себя.
Что-то темное вдруг поднялось с самого дна моей души, когда я увидела эту чернильницу. И вряд ли чернильница была каким-то артефактом или вроде того – скорее, это самое темное давно хотело подняться и нашло повод.
Я ущипнула себя за руку, чтобы запихнуть эту пакость обратно. С опаской посмотрела на Онни: она все еще мне не нравилась, но и голову ей расшибить больше не хотелось.
– Мне нужно расколдовать Щица, – сдалась я, – приду завтра с утра…
– У меня есть время после обеда.
– Приду завтра после обеда.
– Ладненько, – пропела Онни.
Я думала целый вечер. Мне нужно было увидеться с тетенькой! Обязательно! И все выяснить!
Но и Онни, она…
Она как будто знала, что мне позарез завтра нужно будет после обеда оказаться у беседки с сиренью, а не у нее в кабинете.
Ну не раздвоиться же…
Хотя…
А это идея.
Глава 18
В это злополучное утро… хотя какое утро, уже давным-давно был день. В общем, тогда я спросила у Бонни, кое-что припомнив:
– А почему ты сказала, что Хранитель Леса – лесной дух?
Время тянулось томительно медленно, руки затекли, и мне было скучно, потому что смотреть на то, что творится, мне не хотелось. А Бонни все равно ничем не была занята, только делала вид, что читает мои конспекты, а на самом деле просто валялась на кровати и косилась в нашу с котлом сторону.
– Потому что это был лесной дух, – Бонни перевернулась на бок.
– Как волшебное существо, оберегающее местный лес? – удивилась я.
На волшебное существо дедушка Жешек никак не тянул. Не с его морщинистой индюшачьей шеей и гнилыми зубами. Разве что на какое-нибудь балаганное чудище, вроде той мартышки с рыбьим хвостом, пришитым гнилыми нитками, которую ушлый циркач пытался втюхать папеньке как русалку…