— Аполлон! — в ужасе прошептала Снегурка.
— Держитесь, детки! — зычно закричал Санта, управляя искалеченной повозкой. — Черти нас подстрелили!
Да где тут держаться! От второго залпа еще одного оленя разнесло на куски, это был Союз, а дно саней превратилось в одну большую дыру — и туда сейчас улетало все содержимое. Сани трагично затрещали — вот-вот и развалятся на куски.
— Падаем! — крикнул Санта.
Из дворца высыпали эльфы и гномы, только это и спасло сани от третьего залпа. Бандиты переключились на несчастных помощников Санта-Клауса. С десяток из них полегло тут же на сияющем снегу. Пробитые сани с искалеченной упряжкой неровными кругами ухнули вниз. Еще один залп ушел мимо: трудно было прицелиться к такой дерганой мишени. Только сшибли одному из оленей рога. И тут Санта вырвал из кармана нечто ему не подходящее. Пару гранат! Сорвал с каждой чеку и швырнул их вниз, в нападавших.
— Чтоб вас разорвало, гады!
За первыми двумя вырвал из кармана еще две — и бросил следом. И еще две отправил туда же. Внизу прокатились взрывы. Сопротивление оказалось действенным. Одного из нападавших разорвало на куски, двое других ошалело ползали по снегу. Тут оленья упряжка врезалась в заснеженную площадку перед дворцом, уже изрядно политую кровью. Самого Санту тряхнуло так, что он вылетел и кубарем откатился в сторону.
И тут же у саней появился наглый и мерзкий рыжий паренек в бушлате и зеленой шапке набекрень. Глаз его сверкнул, он зубасто осклабился:
— Ну что, красотка, готова сдохнуть?
Снегурка только что вылезла из под кучи оставшихся подарков и подушек. Она отрицательно замотала головой:
— Нет.
— А придется, — сказал рыжий и наставил на нее ствол.
Тут перед Снегуркой поднялся Лионель. Прогремел выстрел — и его разнесло на куски. Как и не было эльфа.
— Во дает! — усмехнулся рыжий бандит и передернул затвор, страшно глядя внучке Санты в глаза. — А теперь ты.
В этот самый момент двое похожих друг на друга бандитов приближались к Санте, который медленно вставал и ошарашенно покачивался после падения. Ухмыляясь, они наставили на него стволы своих ружей, но не успели заметить, как к ним сзади несется огромный мощный олень. Он ударил рогами вначале одного, в красном пуховике, а затем второго, тощего, в черном пальто, и нападавшие полетели в разные стороны.
— Молодец, Гинденбург! — азартно выкрикнул Санта.
Их взгляды встретились, и на глаза старого оленя навернулись слезы. Он спас хозяина! Но выстрел разнес Гинденбургу голову, и он грохнулся в снег. Над его тушей стояла и улыбалась Санта-Клаусу рыжеволосая девица в короткой дубленке и лисьей шапке.
— Привет, Санта! — Она громко передернула затвор. — Ни одного подарка от тебя за всю мою жизнь! Старый ты бородатый хрен. Да еще любовничка моего пришил. Пора платить!
Но вампир предполагает одно, а судьба распоряжается иначе. В это мгновение прогремели сразу два выстрела, которых не ждал никто. Снегурка успела закрыть лицо ладошками в варежках. Санта же перед смертельной угрозой стал просто страшен — ничего не осталось от добряка-старика. Он словно превращался в кого-то иного, кем был когда-то, обращался в грозу и молнию.
Первый выстрел снес голову рыжему парню в полушубке, и его обезглавленное тело повалилось, затем подскочило и побежало что есть силы в направлении открытых дверей дворца. А второй выстрел проделал огромную дыру в груди бойкой девицы с дробовиком — ее так и отбросило назад.
С другой стороны к саням подходили двое вооруженных людей — крепыш и маленький бодрый старик. Первый держал в руках помповое ружье, выстрел из него и снес голову Шалопуту, который вбежал во дворец Санты, вызвав там дикие крики. А второй сжимал в руке свой излюбленный «Магнум», который уложил Анютку. Из ствола грозно вытекал дым.
Оба стрелка поклонились Санта-Клаусу, и он ответил им низким поклоном.
— Немного не успели, Санта, — сказал Антон Антонович Долгополов. — Простите нас.
— Век этого не забуду, — молвил Санта-Клаус, возвращая прежний облик. — Потом опомнился и заковылял к саням:
— Жива, внучка?!
— Дедушка, — заливалась слезами Снегурка, — они Лионеля убили!
Но Крымов и Долгополов сейчас смотрели в сторону леса: туда по снегу криво убегали двое — пухляк и тощий. Раненые, подбитые, но живые. Их было уже не догнать.
— Лионель — эльф, — прижимая к себе внучку, сказал Санта, — если хоть частичка его осталась, мы его вырастим в цветочном горшке. На следующий год будет как новенький. И других эльфов тоже.
— А помнить он все будет? — спросила Снегурка.
— Все. Хотя такое помнить — хуже некуда.
— Но меня-то он не забудет?
— Кто тебя может забыть? Главное, чтобы оленья ДНК в него не попала. А то с рогами вырастет твой Лионель. Но ведь какой герой, а? — покачал головой Санта. — Как и мой Гинденбург — его мы тоже заново вырастим. В сказке мы живем или нет? — Он взглянул на двух незнакомцев: — Ну что, охотники, мне сейчас новые сани собирать, новую упряжку из молодых оленей — и снова в путь. Ждут меня. Вы сами-то куда?
Бодрый старик в пуховике пожал плечами:
— Домой, Дедушка Мороз, домой! На зимние квартиры!
— Может, подбросить?
— Не откажемся, — сказал Крымов.
— А ваше лицо мне знакомо, — кивнул Санта бодрому коротышке-старичку.
— Может быть, может быть, — загадочно усмехнулся Антон Антонович. — Ну что, Андрей Петрович, поможем Санте наполнить новые сани?
9
— Его звали Перттунен Архип Иванович, он был великим фольклористом своего времени и вообще финского народа, ведь это он часами напевал под гусли древние руны, — сидя в широком плетеном кресле и кутаясь в телогрейку, рассуждал Антон Антонович.
Они сидели в его саду и под горячий чай с крендельками потягивали настойку из малины.
— А Элиас Леннрот только записывал его песни и позже составил из них книгу «Калевала». Перттунен был Гомером финского народа! Думаю, именно поэтому его портрет и висел в той комнате с тысячами ячеек, закрывая коридор в мир Санта-Клауса, тоже уроженца Финляндии. А почему нет?
— Полностью с вами согласен. — Крымов, в теплом полушубке и шапке, закурил свое неизменное «Мальборо». — Но мне интересно другое, Антон Антонович. Я видел, как Санта-Клаус будто бы стал перерождаться в кого-то другого. И если говорить честно, в нечто очень опасное и даже страшное…
Слушая его, Долгополов посмеивался.