Недовольные, цензоры вернулись к работе, еще более раздраженные, чем прежде.
Но на него это не действовало. Он не понимал, почему у него никак не получалось хотя бы на мгновение возненавидеть книги.
3
Все безвозвратно изменилось с того момента, как он взял в руки книгу в синей обложке.
Раньше он хотел стать инспектором книжных магазинов. Он слышал, что те жили в достатке: им полагались привилегии и льготы, наравне с военными, элегантная синяя форма, членство в полицейском и армейском клубах, это означало бы развлечения для его дочери, а еще скидки в большинстве магазинов. Кроме того, им увеличивали на один процент квоту на электроэнергию, и самое главное – инспекторам не нужно было отмечать часы, проведенные на работе. Все, что от них требовалось в случае жалобы на ту или иную книгу, – наведаться в магазин и изъять ее. Ну а если инспектор находил там другие зараженные экземпляры, он мог позвонить в полицию и потребовать закрытия магазина. И переживать приятное волнение, наблюдая, как исчезает еще один книжный магазин, приезжает полиция, дверь опечатывают красным сургучом, а на запястья книготорговца надевают наручники.
Ведомство по Делам Цензуры считало, что инспектор подвержен большей опасности, чем цензор. Инспектору приходилось иметь дело с переписчиками, книготорговцами, книжными контрабандистами и читателями. Ходили слухи, что все они злобные и неуправляемые люди, не имеющие уважения к закону, особенно те, кто принадлежал к ячейкам Сопротивления, известным как «Раки». Говорили, в их жилах течет кровь интеллектуалов Старого Мира, что они – рудименты ушедшей цивилизации, враги будущего.
Семеро Цензоров ненавидели инспекторов, потому что те получают всю славу, пожинают плоды долгих часов, проведенных другими за проверкой книги, и в конце концов их награждают за то, что они помогли защитить общество от неминуемого вреда. А как же быть с опасностями, с которыми цензору приходилось сталкиваться в одиночку? Что, если книга проглотит его? А как насчет того, что он постоянно подвергается воздействию ядовитых мыслей? Что, если он попадет в ловушку романа и окажется непригодным для жизни в реальном мире?
Проблема в том, что Новый Цензор не знает никого, кто знал бы кого-то, кто знает кого-то еще, кто мог бы ему помочь получить назначение в Инспекционное Бюро. Такие вопросы решаются при помощи связей, а он неопытен и без особых знакомств. Он всегда был таким. Мысли о том, что ему придется работать вот так – пять дней в неделю, по шесть часов в день в тисках этих дьявольских существ с их скользкими поверхностями и бесконечными ловушками, вызвали в нем горечь.
И кролики. Почему Ведомство кишит ими? В первый раз, когда перед ним проскочил один из них, он указал на него пальцем и крикнул: «Кролик! Кролик!» Цензоры посмеялись. «Да ладно, а что, если бы сюда заявился лев?» Но он не понимал. Почему они пускают кроликов? Сегодня кролик, а завтра – одному богу известно, что еще. Может, в Ведомство вломятся ослы или корова. Только этого нам тут не хватало! «Как оно сюда попало?» Цензоры указали на окно: «Из соседнего сада». Ему было непонятно: почему Правительство ничего не предпринимает? Что, если они разносчики гриппа или еще чего-то подобного? Он придерживался консервативных взглядов и считал, что кроликам место либо в клетках кролиководческих хозяйств, либо в миске с бульоном.
Внезапно Семеро Цензоров подняли свои ручки и бросили в кролика. В этот момент зверек стоял перед полуоткрытой дверью. Когда ручки попали в него, кролик немного постоял на задних лапках, затем двинулся к выходу. И прежде чем исчезнуть – Новый Цензор был в этом уверен, – кролик выделил именно его. Он внимательно посмотрел на него, словно с угрозой. Однако другие цензоры сказали, что ему привиделось.
Дрожащими пальцами Цензор снова открыл книгу, чтобы продолжить чтение. Он был уверен, что перечитывал эту страницу по меньшей мере десять раз. Он не знал, почему застрял именно на ней. Первый Цензор прокашлялся и спросил его:
– Вы уже закончили свой отчет? Глава Департамента начинает беспокоиться.
Он почувствовал, что ему тяжело ответить прямо:
– Я приступил, однако не хочу упустить ни одной строчки, понимаете?
– Вы запаздываете с отчетом.
– Я сдам его в конце дня.
Он вызывает подозрения, и окружающие задаются вопросом, сможет ли он вообще вернуться из путешествия по книге невредимым. Последствия от воздействия прочитанных слов уже отразились на его лице или скоро проявятся. Это были невидимые глазу, но тем не менее саднящие синяки и кровоподтеки.
Открыв тетрадь для отчетов, он сделал вид, что работает, но вместо этого начал выводить строчки, которые запомнил из книги, как будто пытаясь их понять. Он представлял себя сидящим на песчаном берегу, а перед ним, скрестив ноги, как Синдбад-мореход, высился великан и спрашивал: «Приветствую, брат, у тебя ведь есть душа?» Он покачал головой. Несколько раз моргнул. Попадать под власть видений было опасно, особенно здесь. Видения, как и старые мифы о сотворении мира, народные сказки, дневные сны, эротические и неэротические фантазии, – все это токсичные пережитки Старого Мира. Он узнал об этом во время обучения, когда Первый Цензор объяснил ему суть его работы. Он узнал, что язык – поверхность мира. Эта поверхность должна быть гладкой и ровной, без всякого дна, куда бы мог просочиться смысл. А работа цензора заключалась в том, чтобы помочь человечеству избавиться от воображения.
Он услышал, как один из его коллег торжественно заявил: «Я нашел пятнадцать нарушений на трех страницах!» «Какая удача!» Семеро Цензоров искали нарушения, словно добывали алмазы. Сначала он не понял. К чему ликование? Одного нарушения достаточно, чтобы запретить книгу и разобраться с этой проблемой раз и навсегда. Но ему пояснили, что за тысячу найденных нарушений в год полагается премия, а также пятипроцентное увеличение квоты на электроэнергию на целых два месяца. Он был уверен, что книга в его руках позволит ему найти сотни нарушений, но все равно сомневался. Скорее, он просто не мог этого сделать.
Он снова принялся писать в тетради, полный решимости закончить работу должным образом. Страница 117, строка 16: «оскорбление общественной морали». Он переходит к следующей строке. Это не так уж сложно, уверяет он сам себя,