Он поймал себя на том, что повторяет слова, услышанные им в первые дни обучения на должность Цензора: «Остерегайся проникать в смысл!» Но ему больше не интересно размышлять о смысле: слова лишились того, что несли в себе. Единственное, чего он желал, – увидеть свою дочь.
В любой момент могут прибыть дозорные, обыскать его машину и дом, спальню дочери и его гардероб, недавно освобожденный от книг. Но что, если они не придут? Что, если им и не нужно этого делать, потому что они и так все знали. Как Верховный Творец, которому не нужно спускаться, чтобы проверить, как ведут себя Его создания.
Он сидел, выпрямившись, на диване в гостиной. На экране шел документальный фильм о Революции. Это была одна из тех передач, от которых он обычно засыпал меньше чем за минуту. Но сегодня он уставился на экран так, как будто от этого зависела его жизнь. Если Правительство наблюдало с неба, то вот он, доказывает, что раскаялся и теперь достоин. Он смотрел по сторонам. Его дом должен был выглядеть так, как если бы он принадлежал любому другому гражданину: тому, кто экономно расходует электричество и не имеет посудомоечной машины. Кто смотрит все программы «Революции» и крепко пригвожден к поверхностности.
В дверь позвонили, и в груди у него все сжалось.
– Неужели они приехали?
Его жена выглянула из-за занавески.
– Нет, это адвокат, – пролепетала она. Она тоже нервничала, ее глаза опухли от слез. Поправив одежду – юбку цвета хаки, бежевую рубашку, она пошла открывать дверь. Он остался сидеть на месте, как печальный сфинкс.
Вошел адвокат с кожаным портфелем, набитым бумагами, его черная мантия была перекинута через руку. После быстрого рукопожатия он сел в кресло напротив дивана, окинул присутствующих испытующим взглядом, но не сделал никаких замечаний.
Уборка, проведенная женой, оставила все в безупречном состоянии. Не успел адвокат открыть рот, как он вскочил и задал вопрос, который не давал ему покоя:
– За свою карьеру скольких детей вам удалось освободить из реабилитационных центров?
Адвокат вздохнул и потер переносицу:
– Не многих.
– Скольких?
– Троих.
Ему говорили, что этот адвокат – лучший в стране. Вырвать хотя бы одного ребенка из лап этих центров было само по себе чудом.
– Каковы шансы моей дочери?
– Не очень хорошие.
Адвокат достал из своего кожаного портфеля папку.
– Прокуратура сотрудничает с Национальным Разведывательным Управлением и Ведомством по Делам Цензуры, чтобы расследовать ваше дело. Их подозрения не ограничиваются родительской халатностью. По их мнению, вы страдаете от явного снижения патриотических чувств, а также обладаете качествами Рака второй степени. Показания свидетелей говорят о том, что вы многократно встречались с Секретарем Ведомства по Делам Цензуры, предателем, который сейчас находится в тюрьме. И у них есть доказательства, что однажды вы взяли свою дочь на встречу с ним. Кроме того, охранник неоднократно видел, как вы выходили из здания Ведомства с коробками. С тех пор как вы были приняты на работу, со склада Ведомства пропало много книг.
Он почувствовал, как в животе зашевелилось беспокойство:
– Я работаю в сфере запрета книг. Неужели я должен держаться подальше от материалов, которые мне поручено проверить?
– Почему вы читали на складе?
– Другие цензоры постоянно болтают, а мне нужен покой и тишина.
– Но вы читали другие книги, не те, которые вам было поручено проверять.
По его щекам разлился теплый красный румянец. Рука жены потянулась к его руке, и он переплел свои пальцы с ее. Он знал, что она винит его, наверное, даже ненавидит, но она была рядом, переживая невозможное вместе с ним. Он повесил голову, не в силах поверить, что зашел так далеко.
Адвокат продолжил:
– А как насчет этого предателя, Секретаря?
– Я был удивлен, как и все остальные. Я думал, он бросил читать.
– Вы были настолько наивны, что оставили свою дочь на его попечение?
Его жена отдернула руку. Он уставился в пол:
– В тот день я должен был подготовить отчет. Старик оказался единственным, у кого было время присмотреть за ней.
– А как же ваше заявление, что вы оставили ее в Департаменте Детской Литературы?
– Я не мог этого сделать.
– Почему?
Он заколебался.
– Мне нужны все факты, – напомнил ему адвокат.
– Из-за фотографии Президента. Она его боится. Детские книги в наши дни…
Адвокат кивнул. Ему не нужны были дальнейшие объяснения.
– Не странно ли, что книга, которую нашли у вашей дочери, та самая, из-за которой арестовали Секретаря?
– Это просто совпадение.
Он почувствовал, что его нос становится длиннее, разветвляется, обрастает листьями, обрастает гнездами, в которых уже устраиваются вороны… К такому он не был готов.
– Согласно записям Ведомства по Делам Цензуры, за все время работы вы запретили только одну книгу. Книгу «Грек Зорба».
– Да. Это потому, что они всегда давали мне книги, которые вполне пригодны для общественного потребления.
– С тех пор как вы начали работать в Инспекции, вы сообщали о запрещенных книгах, обнаруженных вами в книжных магазинах, которые вы посещали?
Он избегал взгляда адвоката, понимая, что терпит поражение по всем фронтам. Адвокат поджал губы.
Его жена заговорила:
– Может быть, вам стоит сосредоточиться на том, что состояние ребенка не оправдывает ее задержания, вместо того чтобы беспокоиться о том, насколько подходящим было воспитание.
– Это две стороны одной медали. По правде говоря, в медицинском заключении ее состояние было оценено как девять баллов из десяти. Это не предвещает ничего хорошего.
– Что же нам делать?
Ее голос был слабым, а слова вырывались из уст, как куча несвязных букв. Хранитель попытался положить руку на плечо жены, но она оттолкнула его, разразившись гневными рыданиями.
– Не трогай меня!
Она сказала, что ненавидит его. Ненавидит и жалеет. Адвокат вмешался:
– Единственное, что мы можем сделать на данном этапе: внести положительные изменения в ваше личное дело. Даже если суд не придаст особого значения тому, что вы не очень хороший родитель, отсутствия патриотизма он точно не потерпит.
Он положил бумаги обратно в портфель, готовясь уйти.
– Что мне делать?
– Доказать свою преданность.
– Но как?
Адвокат уставился на него так, словно не мог поверить, что ему приходится объяснять нечто столь очевидное.
– Будьте как все, – сказал он, затем встал и направился к выходу.
Родители маленькой девочки последовали за ним. Уже у двери адвокат обернулся, его лицо было мрачным:
– Первое слушание состоится через две недели. Учитывая все то, что произошло во время первого допроса, думаю, что дела пойдут лучше, если вы разрешите мне отвечать на вопросы Прокуратуры. Я вижу,