Кенди вздохнула, хотя удивляться было нечему.
— Грязнее не бывает, это уж точно! Все свидетельства против меня были сфабрикованы Денширом, но у вас нет причин верить мне на слово. Чтобы не причинять вам неудобства, я могу отправиться в ближайшую гостиницу.
Леди Мандевиль подняла брови:
— В этом нет необходимости. Это дом Лукаса, вы его знакомая, а он, уверена, не стал бы сближаться с вами, не будь на то основательных причин. Так что добро пожаловать — и надеюсь услышать вашу историю.
У Кенди перехватило дыхание. Как бы ей хотелось стать частью этой семьи, своей среди этих открытых и щедрых людей! Увы, это невозможно! Лукас не ошибся: его родственники, вопреки сплетням, приняли ее без единого слова или взгляда упрека.
— Благодарю вас. Буду рада поведать вам правду.
— Значит, за чаем нам все расскажете, — объявила с улыбкой дама. — А потом Лукас непременно захочет познакомить вас с Магдалиной. Вы наверняка о ней уже слышали?
— Да, и мне не терпится ее наконец увидеть.
— Она чудесное создание! — Леди Мандевиль лукаво улыбнулась. — Камден-Кейп Лукас может забрать хоть завтра, но Магдалину мы ему так просто не отдадим!
Чаепитие прошло гладко, в теплой дружеской обстановке, что Лукаса нисколько не удивило. Пока они с дядюшкой обсуждали дела в поместье, тетушка Анна и Кенди о чем-то мило болтали.
А потом все с интересом слушали историю Кенди. Поскольку ей пришлось повторять ее уже не в первый раз, она лилась легко и гладко и по-прежнему звучала убедительно. Вдаваться в подробности она не стала, и Лукас понимал почему: это для нее слишком личная и болезненная тема.
Когда с чаем и пирожными было покончено, Лукас предложил:
— День сегодня просто чудесный, как будто не весна уже, а лето! Кенди, не хочешь прогуляться, пока еще светло? Я же обещал познакомить тебя с Магдалиной.
Она тут же встала из-за стола:
— Не терпится взглянуть на это четвероногое чудо!
— Наслаждайтесь теплом и солнышком, мои дорогие! — сказала им вслед леди Анна. — Ужин в обычное время.
Лукас сопроводил Кенди к задней двери, откуда можно было пройти к конюшне, и, когда они оказались на улице, заметил:
— Знаешь, а ты им понравилась.
Кенди коснулась его руки, всего на мгновение, но по его телу пробежала дрожь.
— И мне они тоже. Ты был прав: они оказались очень терпимыми. — Она помолчала и, чуть поколебавшись, сказала: — Я и не подозревала, что это поместье принадлежит тебе.
Лукас пожал плечами.
— Оно передается вместе с титулом, так что отошло мне, хотя, по справедливости, должно было бы достаться дяде Уильяму. Он здесь вырос, а потом многие годы приводил поместье в порядок и заботился о нем.
— А ты здесь чувствуешь себя как дома? — Кенди обвела жестом аккуратные посадки и хозяйственные постройки из красного кирпича.
Над этим Лукас никогда не задумывался, но все же признал:
— Пожалуй, нет. Самые ранние мои воспоминания связаны с этим поместьем, но потом меня взяли к себе родители Симона и здесь я бывал лишь изредка. Нет, это все должно принадлежать дяде Уильяму. Здесь он вырос, здесь женился на тете Анне, а я тут скорее гость, — правда, всегда желанный.
— А не в том ли причина, что не считаешь себя достойным владеть этим поместьем? — тихо спросила Кенди.
Надо же — в самую точку! Лукас словно получил удар под дых. Что подумал бы отец, герой морских сражений, о своем обесчещенном сыне? Счел бы, что он достоин унаследовать титул и семейное состояние? Кто знает… Впрочем, Лукас так и не успел его узнать: отец почти все время проводил в море.
И все-таки Лукас ответил:
— Поражаюсь твоей способности зрить в корень. Да, ты права, но тогда, позволь, и я тебя спрошу. Скажи, ты считаешь поместье Деншира своим домом? Скучаешь по жизни там?
Они шли через двор к конюшням. Кенди довольно долго молчала, но потом, наконец, сказала:
— Мне там было хорошо, но я всегда чувствовала, что это дом Кристофера, а я всего лишь домоправительница, задача которой следить за домом и делать все, что в моих силах, ради сына. Иногда мне даже представлялось, как через много лет, уже будучи престарелой вдовой, живу там в окружении внуков и рассказываю им разные истории.
— Хорошая мечта, — тихо сказал Лукас. — Может, еще и сбудется.
Кенди вздохнула:
— Сейчас мое будущее так неопределенно, что от мечтаний лучше воздержаться. Расскажи мне лучше о мулах. Францисканцы ездят на них из монашеского смирения?
— Какое оскорбление для этих прекрасных животных! — рассмеялся Лукас. — Пусть они не так хороши собой и не так быстры, как лошади, однако не уступают им умом и не знают усталости. Это очень выносливые ездовые животные, ни в чем не уступающие лошадям, а в чем-то даже превосходящие их.
— Как у тебя появилась Магдалина?
— Один бельгийский крестьянин ехал с семьей на рынок. Тяжело груженная телега съехала в канаву, перевернулась, и несколько человек получили серьезные травмы. По счастью, мы с братом Эммануэлем были неподалеку, и нас позвали на помощь. Следующие две недели мы прожили с этой семьей и ухаживали за ранеными. Разумеется, никакой платы брать не хотели, но крестьянин решил непременно нас как-нибудь отблагодарить и предложил старую самку мула. Сказал, в крестьянском хозяйстве она уже не пригодится — слишком стара и измучена годами тяжелой работы, — а для нас может оказаться полезной.
— И, как видим, оказался прав! — с очаровательной улыбкой заметила Кенди.
И Лукас, уже в который раз, подумал, какая у нее нежная светлая кожа и как ей идет черное.
Чтобы как-то отвлечься от таких мыслей, он решил продолжить рассказ.
— У брата Эммануэля уже был мул по кличке Цезарь, верно служивший ему долгие годы, так что самка досталась мне. Прежде у нее клички не было, но я решил, что она тоже заслуживает какого-нибудь необычного имени, и окрестил ее Магдалиной. К нам она попала в плачевном состоянии, но со временем, благодаря нашей заботе, оправилась и заметно окрепла.
О том, что попробовал исцелить ее наложением рук и обнаружил, что таинственная сила действует не только на людей, но и на животных, Лукас решил не говорить.
Кенди рассмеялась:
— Надеюсь, она оценила вашу заботу по достоинству!
Они вошли в конюшню, и Лукас направился в дальний угол. Навстречу им вышел конюх.
— Здравствуй, Харрис! Как Магдалина?
— Все хорошо, сэр, — вежливо поклонился тот. — В последнее время зябнет, так что на ночь я завожу ее