— Вандефул! Вандефул!
Кымнам сделала глубокий вдох. Закрыла глаза и выдохнула. Пережившее яркие эмоции тело обессилело. Сбылось одно из главных желаний ее жизни. По щекам побежали слезы.
Ночной Нью-Йорк был прекрасен. Она отправилась в ресторан на верхнем этаже, откуда открывался вид на ночной Манхэттен. На ней было черное платье ниже колен, черные туфли на высоких каблуках и ожерелье из крупного жемчуга. Оказавшись в ресторане, она применила все свои навыки английского: попросила место у окна с красивым видом, заказала стейк средней прожарки и вино «Зинфандель», произведенное в Долине Напа. Ее английская речь звучала спокойно и ясно. Испытав гордость за себя, она положила руки на белую скатерть, освещенную мерцающими свечами, и с достоинством сложила их так, как видела в одном из фильмов с Одри Хепберн.
Одетый с иголочки официант поставил на стол белую тарелку со стейком. Его подавали со спаржей и ломтиками моркови, вырезанной в форме цветов. Красное американское вино полилось в чистый, хорошо отполированный бокал.
Взглянув на официанта, Кымнам невинно пошутила:
— Уилл олвейз хэв Нью-Йоркз![135]
В ответ на ее широкую улыбку официант так же улыбнулся, демонстрируя ровные зубы. Кымнам приподняла бокал и слегка покрутила запястьем. Яркий аромат дубовой бочки коснулся ее носа. Глядя на реку Гудзон, она наслаждалась видом пронзающего облака небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг и статуи Свободы, виднеющейся вдали. Это было волшебно. Ее глаза, словно объективы фотокамер, пытались запечатлеть каждый момент неповторимого вечера.
— Уилл олвейз хэв ми![136]
С довольной улыбкой Кымнам поднесла бокал ко рту и сделала глоток. Но вдруг она заметила, что мерцающая на столе белая свеча почти догорела. Прозрачный свечной воск растекся и затвердел белым пятном. Огонь погас. Она подняла голову. Ночной Манхэттен за окном медленно таял в темноте. Огни Бруклинского моста, свет небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг и даже факел в руке статуи Свободы погасли один за другим. Перед глазами встала глубокая темнота.
Кымнам с трудом открыла глаза, и в нос ударил резкий запах спирта. Кто-то рядом обработал руки дезинфицирующим средством. Все еще сидевшая на стуле в зале ожидания Кымнам с горечью улыбнулась.
— Мм. Итс вери делишес…[137] — словно еще не очнувшись от грез, тихо произнесла Кымнам. И тут она резко подняла обмякшее тело и вскочила с сиденья. Глаза ее вновь заблестели.
Получив на стойке рецепт, Мунчжон возвращалась обратно. Схватив дочь за руку, Кымнам скорым шагом направилась к выходу из больницы.
— Ты куда, мам? Нам же в аптеку!
Но Кымнам не ответила. Она выскочила на обочину и, замахав рукой, начала ловить такси.
— Куда ты собралась? Что сейчас может быть важнее покупки лекарств?
Один из автомобилей остановился напротив Кымнам. Забравшись в такси, она крикнула водителю:
— На Апкучжон, к торговому центру!
— Торговый центр? Зачем тебе? — продолжала выпытывать Мунчжон, но Кымнам упорно молчала.
«Это обидно и несправедливо. Я не могу просто так сдаться. Пансионат? Ха! Посмотрим, кто кого».
Кымнам выпучила глаза и засопела. Больница осталась позади, а Кымнам продолжала грозно глядеть на здание, провожая его глазами.
Такси подъехало к торговому центру. Кымнам взбежала по эскалатору, не дожидаясь, пока он доставит ее наверх. Увидев магазин, торгующий чемоданами, Кымнам бросилась внутрь.
— Дайте мне самый большой чемодан!
Увидев это, бегущая следом Мунчжон улыбнулась. Она видела, как маме было страшно и как она пыталась унять дрожь в ногах в кабинете врача, но этот ее бодрый голос, ее попытка храбриться вызывали у Мунчжон слезы. В носу защекотало. Ей было жалко Кымнам, и одновременно с этим она восхищалась ею.
— Я немедленно отправляюсь в путешествие! Больничный халат мне не к лицу!
— Правильно, мама. Поедем вместе.
— Я не стану для тебя обузой. Я буду жить как нормальный, здравомыслящий человек. Так что не волнуйся!
Мунчжон фыркнула:
— В этот раз моя очередь быть мамой, а ты побудь моей дочкой. Ты же заботилась обо мне все это время.
— Думаешь, я это делала, чтобы потом просить о том же? Слишком корыстно. Это не по мне. Я не обременю тебя.
— Мама, если ты забудешь алфавит, я с нуля обучу тебя каждой букве. Если забудешь, как варить рис, я покажу все, начиная от того, как его правильно промывать. Все, как ты меня учила. Так что поехали вместе в Нью-Йорк. И больше ни слова!
— А ведь мы в торговом центре. Ты больше не боишься?
Мунчжон огляделась по сторонам и пожала плечами.
— Разве мамы чего-то боятся?
Они крепко взялись за руки, и линии их ладоней, соприкоснувшись друг с другом, слились в одну длинную линию жизни.
* * *
Ранним утром, еще до восхода солнца, из распахнутой настежь двери «Изумительного ланча» прямо на улицу струится запах свежеприготовленного риса и сладкого сикхе. А из бежевой колонки «Маршал», как всегда, звучит Moon River. Широко улыбаясь, в проеме появляется Кымнам в кремовом фартуке с оборками. И вешает на дверь аккуратно написанное от руки объявление:
С завтрашнего дня «Изумительный ланч» закрывается.
Сегодня все free (бесплатно)!
Это был последний рабочий день перед отправлением в Нью-Йорк. Кымнам купила самый большой чемодан, в который сложила все необходимое, однако последние несколько дней на душе было тревожно. Обсудив все с Мунчжон, изучив необходимую информацию и тщательно все обдумав, она в конце концов приняла решение: вместо того, чтобы сбегать из больничной палаты, устроить побег до попадания в больницу. Впрочем, это был не побег, а скорее честный бой лицом к лицу. Выбранный Кымнам способ борьбы с болезнью. Она решила отправиться с Мунчжон в Нью-Йорк, а уже там и лечиться, и путешествовать, и восстанавливаться. Не было времени плакать, злиться и жаловаться на судьбу. Она решила принять все как есть и двигаться вперед. С гордо поднятой головой. В своем собственном стиле!
Она встала перед зеркалом и, хлопнув в ладоши, воскликнула:
— Хэв э найс дэй, Кымнам!
Лицо ее просияло. Так же ярко, как льющийся в окно лунный свет. Кымнам с наслаждением прикрыла глаза и постаралась впитать каждую секунду этого мгновения, которое, возможно, уже не повторится.
Она вернулась на кухню, где ее ждала приготовленная заранее гора продуктов.
Словно спортсмен перед выходом на ринг,