– Да еще же ж эта бабенка здоровая как разрыдается, как заорет на него, – вставил Елец.
– Ага, и это тоже. Вот погляди…
– Стоп. Минутку, – перебил Молота Чистик. – Синель? Разрыдалась?
– Ну, – хмыкнул Елец. – Мне аж ее жальче, чем тебя, сделалось.
– Так ее ведь, когда я очнулся, даже рядом не было!
– Убежала же ж. Сам я в то время с талосом говорил, но заметил.
– А когда я подошел, рядом держалась, – сообщил Чистику Молот. – Ракетомет успела найти, только с пустым магазином. Однако поблизости валялся другой, весь расплющенный. Может, тоже она притащила, кто его знает… Словом, поговорил я с патерой насчет тебя да еще кой-чего и показал ей, как разрядить магазин неисправного и вставить РЗЗ в действующий.
– Она же ж, пока авгур тебя чинил, по коридору шастала, – подсказал Молоту Елец, – а этот здоровый лоб вахту, как говорится, сдал, и поди разбери, насколько с ним дело серьезно. А после вернулась она, видит, он до сих пор не очухался, и прямо с копыт долой…
Чистик почесал за ухом.
– А тебе, лоб здоровенный, черепушку проломило, и плюнь в глаза тому, кто скажет, будто это брехня. Я такое уже видывал, да. Одному малому на моей лодке гиком прилетело так, что провалялся он под галфдеком пару ночей, пока мы до берега не дошли. Поначалу еще лопотал чего-то, а после совсем заштилел. Мы ему доктора раздобыли, и доктор, сдается мне, сделал все, что мог, но малый наш все равно помер на следующий же день. Тебе же ж еще свезло: могло куда хуже кончиться.
– В чем это ему свезло? – спросил Молот.
– Как «в чем»? Дело-то ясное. Сам рассуди: ему же ж небось помирать неохота!
– Э-э, все вы, фаршеголовые, так говорите. Только прикинь: раз – и ни хлопот у тебя, ни забот. Не надо больше патрулировать в этих туннелях, заглядывая попусту в каждый угол, и хорошо еще, если бога посчастливится подстрелить. Никаких больше…
– Бога… стр-релять? – переспросил Орев.
– Во-во, – поддержал его Чистик, – что ты, лохмать твою, такое несешь?
– А-а, просто мы их зовем так, – пояснил Молот. – На самом деле это зверюги вроде собак, только с виду на редкость жуткие, а почему так прозваны – история долгая.
– Я тут ни единого зверя, лохмать их, пока не видал.
– Так ты и пробыл тут – всего ничего. Только думаешь, будто давно уже под землей бродишь. Здесь и нетопыри водятся, и слепуны огромные, особенно в той стороне, под озером, а уж боги повсюду кишат, только нас пятеро, а я из солдат, и светочей на этом отрезке хватает. Вот погоди, выйдем туда, где потемней, там гляди в оба.
– Ты же ж вроде сам недавно сказал, что помереть-де не против, – напомнил Елец.
– Нет, сейчас помирать не время, – отвечал Молот, указав кивком в сторону Наковальни, опережавшего их на сотню кубитов. – Это я и стараюсь вам втолковать. Чистику вот не требуется ни команда, ни командующий вроде патеры, ничего подобного…
– Это точно, лохмать его, – подтвердил Чистик. – Точнее некуда.
– Тогда сядь прямо тут у стенки. Усни. Мы с Ельцом пойдем дальше. Я же вижу, как тебе худо. Идти совершенно не хочется. Ну так тебе и незачем. Я подожду малость и, прежде чем совсем из виду тебя потерять, всажу в тебя пару пуль.
– Стр-релять – нет! – запротестовал Орев.
– Подожду, пока ты не успокоишься, понимаешь? Пока о подозрениях не забудешь. Пока не решишь, что я шутки шутил. Что скажешь?
– Нет уж, спасибо.
– О! Вот мы и добрались до самой сути. Тебе моя идея не нравится. Если я начну упорно на ней настаивать, ты в конце концов скажешь, что должен позаботиться о своей девчонке, пускай даже о самом себе позаботиться не в состоянии, так как еле держишься на ногах. Или не о девчонке, а, например, об этой вот говорящей птице… только все это чушь, пар в уши, потому как на самом деле ты просто не хочешь помирать, хотя умом понимаешь, что разумнее выхода не придумать.
Обессилевший, немощный, Чистик равнодушно пожал плечами.
– Ладно, пускай ты прав. И что с того?
– А то, что мы устроены по-другому. Просто сесть где-нибудь здесь, и пускай все замедляется, сбавляет ход, пока я не усну, а после спать, спать, и чтоб будить никто вовек не явился – завидная, знаешь ли, доля! И то же самое скажет тебе кто угодно, хоть наш сержант, хоть майор. Все мы с радостью так бы и сделали, однако нам по уставу положено заботиться о Вироне. То есть, по сути, о кальде, поскольку именно он решает, что Вирону на пользу, а что нет.
– Новым кальдом должен стать Шелк, – заметил Чистик. – Я его знаю. Насчет него сама Сцилла распорядилась.
Молот кивнул.
– Если так и случится, прекрасно! Но пока этого не произошло, а может, не произойдет вообще. А вот патера у меня есть уже сейчас, понимаешь? Прямо сейчас я могу идти за ним, ни на минуту глаз с него не сводя, и он даже не запрещает мне глядеть на него, как поначалу. Вот почему мне вовсе не хочется помирать, в точности как тебе.
– Хор-рошо! Хор-рошо! – истово закивав в знак одобрения, каркнул Орев.
– Ты уверена, что это все, дочь моя? – не без раздражения уточнил Наковальня в сотне кубитов впереди.
– Да, я ж сказала. Все. С тех самых пор, как меня исповедовал патера Шелк, – заявила Синель. – Все, что мне удается припомнить. Это же только в сфингицу было, – словно оправдываясь, добавила она, – то есть недавно совсем, и вдобавок ты сам говоришь: что я делала, пока была Кипридой и Сциллой, не в счет.
– Именно, дочь моя, именно. Боги не могут – не могут! – вершить злодеяния… по крайней мере, в отношении нас.
Откашлявшись, Наковальня на всякий случай проверил, правильно ли держит четки.
– В таком случае, дочь моя, во имя всех богов властью, мне данной, прощаю и разрешаю тебя от грехов твоих. Прощаю и разрешаю тебя от всех грехов во имя Владыки Паса. Прощаю и разрешаю тебя от всех грехов во имя Божественной Эхидны. Прощаю и разрешаю тебя от всех грехов во имя Блистательной Сциллы, прекраснейшей средь богинь, перворожденной средь Семерых, неизменной покровительницы Сего, Священного Нашего…
– Я больше не она, патера, вот слово-лилия.
Почуяв, что вдруг охватившие его опасения оказались ошибочными, Наковальня слегка успокоился.
– Прощаю и разрешаю тебя от грехов во имя Мольпы. Прощаю и разрешаю тебя от грехов во имя Тартара. Прощаю и разрешаю тебя от грехов во имя Иеракса…
Тут ему волей-неволей пришлось перевести дух.
– Прощаю и разрешаю тебя от грехов во имя Фельксиопы. Прощаю и разрешаю тебя от грехов во